Канатные плясуны

- Подожди, не исчезай, - протянул руку, словно дотронулся до плеча невидимой собеседницы, - Ты придешь снова? Ты придешь? - настойчиво повторил он.

Сел на расшатанный стул и сжал ладонями голову.

- Не надо, милый, не из-за чего, - ответил он сам себе изменившимся голосом.

- Я боюсь, когда ты уходишь.

- Почему?

- Это осень, - сказал он. - Последняя осень.

- Будут еще.

- Не знаю.

- Будут, будут, - успокоил он сам себя, как ребенка.

- Я устал.

- Не надо. Не из-за чего.

- Ты дрянь, - выругался он. - Все время норовишь улизнуть...

"Тут она погладила его по небритой щеке," - сообщил Дима зрителям.

- Желтые листья уже упали, - с обидой отметил он. - Скоро они сгниют, добавил мстительно.

Она отдернула занавеси.

- Скоро рассвет. Ты мне не нравишься такой.

- На улице пожар? - спросил он.

- Нет, просто туман.

- Ты счастлива?

- Нет, просто туман.

- Пахнет дымом.

- Это листья жгут.

- Ждут? - не расслышал он. - Чего ждут?

- Огня.

- Все его ждут.

- Нет, все его боятся.

- И ты?

- Мне все равно.

- Ты дрянь, - снова завелся он.

- Прекрати. Скоро рассвет.

- Нет, это кончается осень.

- Будут еще.

- Нет.

Они замолчали.

Солнце еще не взошло, но на улице стало совсем светло.

Была такая тишина, что казалось - метла первого дворника зазвенит, как виолончель. В воздухе пахло дымом и сырой землей.

Старик сидел в кресле. Казалось, он спал с открытыми глазами. Соседи считали его немного чокнутым - по ночам он любил разговаривать сам с собой.

Он был очень стар.

Он был очень одинок.

Он был..."

- Браво! - закричал Ренат, яростно хлопая в ладоши. - Бис!!!

А потом заметив, что никто не шелохнулся в креслах, опустил руки.

- Я думал, мы просто дурачимся, - оправдываясь, пояснил он свои действия.

* * *

- Дима - талант, - сказал Семен, стараясь не смотреть никому в глаза. Он скоро книжку издаст, и его признают. Верно, Дим? Твои рассказы даже переводили на иностранные языки...

- В Болгарии меня переводили, - хмуро пояснил Дима. - И в Японии. Только когда все иероглифами написано, становится не по себе.

- Дим, а, Дим, - подала голос Джессика. - Эта женщина, наверное, дура.

- Какая женщина?

- Про которую ты пишешь.

- Это - литературный образ, - отрезал Дима.

- Так я и поверила, - почему-то сварливым голосом произнесла она. Просто ты не можешь ей простить...

- Тс-с, - прошипел Семен. - От него жена ушла полгода назад...

- И правильно, что ушла, - громко сообщила Джессика. - Он, небось, все свои рассказы писал... Нет, я что хочу сказать: не знаю, может, какой-нибудь Толстой и лучше пишет...

- Толстой уже умер, - напомнил Ренат. - И один, и другой.

- Я что, дура по-твоему, сама не знаю? Вон афиша висит:

"Л. Толстой. "Живой труп". И год указан - прошедший.

- Ладно, спектакль окончен, - Ренат попытался выбраться из кресла, которое явно не подходило ему по размеру.

- Вот уж нет! - заупрямилась Джессика. - Никто не просил вашего приятеля лезть на сцену. Но раз он там, пусть "откатит" - за что его жена бросила?

- Дочка, - запричитал Семен, - тебе-то какая разница?

- Он, наверное, думает, что сам - по понятиям живет, а я - блядь. А жена-то, жена его все-таки бросила, - напомнила она мстительно.

- Она ушла к другому, - пояснил Дима и сел по-турецки прямо на пыльный пол сцены.

- У другого, что, - Джессика вела себя непонятно агрессивно, - денег больше было?

- Она ушла от меня к Трупину, - безразлично сообщил Дима.

* * *

В наступившей тишине было слышно, как поет невесть откуда взявшийся сверчок.

- К Трупину?

- Которого убили?

- Да, - Дима встал, на мгновение вышел из освещенного круга и как-будто исчез в темноте сцены. Звучал только его голос, а видно не было. - Не то, чтобы она ушла именно из-за него. Просто мы расстались. Лучше уходить вовремя. На границе ДА-НЕТ. И если не хватает духу уходить в конце "да", то надо успеть к началу "нет". Тогда у тебя хоть что-нибудь, да останется. Дождливый день на Чистых прудах, столик у самой воды, джин с апельсиновым соком... Или Рижский залив, и флигель близлежащего дома плывет в тумане напротив окон. А помнишь, как играли в кости всю ночь, переругиваясь от азарта? Или возвращались после спектакля, и ты взяла меня под руку, потому что было холодно и ветер задувал в рукава твоего плаща? Время стирает многое из моей памяти, что-то забывается, что-то тускнеет. Но это... Нет! Это всегда будет со мной, и умрет вместе со мной, потому что это и есть - жизнь.