Канатоходец

Все это уже было за моей спиной, мне нельзя не остановиться, ни оглянуться. Я шел дальше и дальше. Все стихло, и снова космическая пустота и шлепанье моих шагов.

Канат задрожал – кто-то шел за мной. Я стал идти медленнее, убегать не имеет смысла. Этот кто-то почти догнал, но не приближался, так мы шли оба, в ногу, поймав синхронность шагов. Потом он тихо запел:

– Вот наукой неизвестной,

Раздувая в тиглях жар,

Воскресил меня чудесно

Добрый доктор наш Гаспар…

Посмотри: я улыбнулась,

Слышишь ли: вздохнула я

Так опять ко мне вернулась

Жизнь веселая моя.

Посмотри: дрожат реснички,

Льется волос на висок,

Не забудь сестрички милой

Имя нежное – Суок..

Если обернусь – упаду, упаду, упаду! Я остановился, но оглянуться не успел, кувырнулся и повис, обхватив канат сгибами своих конечностей. И тут все поменялось, все горизонтальное стало вертикальным, мир перевернулся вместе со мной. Бездна, дно или, что там есть, была теперь под ногами. И мне только одна дорога, потихоньку скользить вниз, наверх – не могло быть и речи, не поднимусь и на сантиметр. И я стал спускаться, аккуратно перебирая руками и ослабляя хватку коленями…

Неожиданно, плечом коснулся чего-то твердого и недвижимого. Я протянул руку, нащупал камень и засмеялся от счастья. Это была стена, конец уже близок! Даже если внизу все та же фиолетовая пропасть…

Еще через несколько минут, внезапно, ноги коснулись земли. Я даже не обрадовался, больше не было сил ни на что. Упал, на каменный карниз. Это была не земля, выступ или терраса у большого, полукруглого окна. Я прижался к стеклу, сгибы локтей и под коленями горели от ожогов, ладони в крови, канат сбежал, я слышал, как он шлепал об стену где-то уже далеко и мне его не достать.

Кое-как нащупал стык между рамами, одна половина со скрипом приоткрылась. Я перелез через подоконник и сполз на пол рядом с батареей. Как тепло и хорошо…

В комнате уже кто-то был, вспыхнул свет в люстре, и я ослеп на несколько секунд. Когда проморгался, сразу узнал, где я, был здесь совсем недавно, вот только стол пустой, сдвинут к стене, праздник кончился. Невеста стояла на пороге комнаты, это она зажгла свет, не испугалась и не удивилась, будто ждала меня. В том же белом платье, только сейчас я разглядел, что платье это не свадебное, а простое, белое до самого пола. И я снова подумал, как она красива, нереально, божественно, столько добра, любви и понимания было во взгляде, что я ни на одну секунду не усомнился, что все благо на Земле сделано по желанию и велению этих глаз. Черты лица ее слегка исказились, она как будто раздумывала, что со мной делать.

Невидимая сила спеленала меня с головы до пяток. Ноги и руки не слушались, будто приколочены гвоздями к туловищу. Рот свело, есть еще мгновенье до полной немоты. Из последних сил я выдавил из себя:

– Кто ты?

Она ответила:

– Я – Жизнь.

И погасила свет…

Тут же кто-то другой, прямо мне в лицо, назвал мое имя. Еще раз. И еще. Меня звали с того света, или с этого, я совсем заблудился.

– Если вы меня слышите, моргните два раза! Не слышит, зайдем позже. Пойдемте в четвертую…

Люди ушли, я открыл глаза. Капельница у кровати, белые стены, крепкий слой бинтов на левом плече. Я огляделся и снова уснул.

На следующий день пришел следователь, задавал вопросы. Грабитель, который в меня стрелял, зачем-то сиганул в лестничный пролет и вдребезги, возможно, ему помогли. Я ничего не помнил, после того, как меня ранили, толку от меня.

В начале декабря вышел из больницы, мать привезла ключи от квартиры, куртку и ботинки. Тот же следователь проводил меня до дома, я подписал бумагу, что ничего не пропало и подписку о невыезде.

Риткина косметичка под подушкой, все на месте, чудесные Риткины рубли, их еще много.

Каждое утро и до самого вечера шляюсь по окрестным улицам. Мог бы заняться чем угодно, но я здесь, под дождем и снегом. Вглядываюсь в лица под капюшонами, наблюдаю через витрины за толкотней в магазинах, салонах, закусочных. Ем и пью все в той же «Атлантиде», скорей бы кончились деньги, я бы пошел работать.

Однажды вышел на улицу, как обычно, утром, дошел до угла дома и остановился. Мне, вдруг, это надоело, дальше я никуда не пойду, пусть все будет так, как должно быть. Вернулся и сел за стол. У меня есть четыре стены и крыша над головой, еда в холодильнике и тридцать три буквы алфавита. Что мне еще надо? И на чистом листе бумаги я написал первую строчку:

«Блевань – это все покупатели: старухи, дети, мужики, красавицы, кто бы ни был, это все называется одним словом – блевань…»

В оформлении обложки использованы фотографии из личного архива автора.