Канатоходцы. Роман, повести

И в самом деле, какая знакомая ситуация! Помнится, Данте ее замечательно подробно описал в бессмертном труде! И вот спустя столетия история повторяется на новом, как и требует марксизм-ленинизм, более высоком витке спирали. Там, у Данте, грешники сильно мыкались от содеянного ими ранее, а здесь — от ранее не содеянного, то есть попросту несделанного, но по-прежнему желаемого. Такова се ля во…

Все-таки непривычен советский человек к чудесам, даже если они объясняются красивыми учеными терминами. Зойка не стала шагать через подпространство — или субподпространство? — а направилась к дверям, подальше от большой жрачки, открыла высоченную их половинку и… остановилась.

— Что там? — спросил из-за спины Свен.

Зойка молча подвинулась.

В крохотном гостиничном номере — койка у стены, стул у окна, тумба с телевизором, кресло, обязательный эстамп — на расшатанной сотнями буйных постояльцев кровати тихо спал очередной командированный, умаявшийся от беготни по начальству и магазинам. Спал не раздеваясь, улегся поверх каньового покрывала в рубашке, в брюках, в носках, подоткнул под щеку жесткую вату подушки, смотрел свои нехитрые командировочные сны и знать не знал о грандиозном межгалактическом эксперименте, вольно затеянном в приютившем его отеле. Проспал он эксперимент. Или же — как вариант! — это и было его заветным желанием: отоспаться, вырубиться на триста-четыреста минут из суровой действительности, которую, кроме как во сне, и видеть-то больно.

— No comments, — сказала Зойка и тихонько прикрыла дверь.

Свен комментариев и не требовал, все, выходит, ясно ему было, он вообще малость притих, присмирел, уже не вещал о глобальности умыслов, о грядущем переустройстве земного быта и о вступлении нашей голубой планеты в братство миров потребителей желаний. Он топал за Зойкой и помалкивал в тряпочку.

А Зойка, поняв, что в сей милой дьяволиаде (спасибо Михаилу Афанасьевичу за летучий термин!) двери ведут не туда, куда положено, а невесть куда они ведут странника, напрягла воображение и рванула прямо сквозь ближайшую стену — напролом. По архитектурно-планировочным законам положено было бы очутиться в сортире, а она вовсе даже очутилась на некой улице, судя по антуражу — не столичной, но по количеству магазинных вывесок мощно обскакавшей Арбат или какой-нибудь Столешников переулок: все первые этажи невысоких домов были заняты магазинами. Тут тебе и «Обувь», и «Одежда», и «Ткани», и «Промтовары», и «Культтовары» (улавливаете разницу?), и «Спорттовары», и непременный писчебеднобумажный «Школьник», и «Книги», и даже «Зоомагазин», не говоря уж о «Продтоварах», «Гастрономе», «Булочной», «Бакалее», «Диете», «Кондитерской» и «Молочной». Народу на такой замечательной улице, к удивлению Зойки, сшивалось немного, нигде никаких очередей, нигде никаких толп с повышенным спросом, никаких нервных выкриков типа: «Кто последний?», или «Вас здесь не стояло!», или «Просили не занимать, у кассирши обед!». Редкие культурные — или культтоварные? горожане шли не торопясь по ладно заасфальтированному тротуару, чинно заходили в магазинные двери, пропуская женщин и детей вперед, и оттуда, из-за дверей, тоже никаких склочных шумов не доносилось, а другие граждане, наоборот, выходили, даже пропуская вперед женщин и детей, из тех же дверей, неся под мышками цветные коробки, свертки, сумки или же полиэтиленовые пакеты с красивыми портретами Аллы Б.Пугачевой и членов группы «Ласковый каждый месяц». Пакеты с покупками вестимо.

— Кино, — сказала Зойка.

Все это и впрямь сильно смахивало на съемку высокохудожественного фильма в жанре соцреализма, а столь необычно ведущие себя покупатели легко могли быть зачислены по ведомству массовки: погуляют себе в декорациях пятерик в кармане.

— Мечта кинорежиссера? — задумчиво угадал Свен. — Вряд ли… Здесь синтезированы желания по крайней мере сотни испытуемых. Может, один из них — режиссер?

— Если и так, то не Феллини и не Бергман, — подбила бабки Зойка. Как-то все это не по-краснококшайски, извини, Свен, придумано, без полета… Любопытно, а в магазинах-то как с дефицитом, не напряженно?…

И услышала:

— Совсем даже не напряженно.

Оглянулась: Свен сказал? Нет, Свен не говорил, Свен молчал, Свен глазел на витрину магазина «Обувь», где — мать моя женщина! — выставлены были баретки всемирно известных фирм «Саламандра», «Топмэн», «Батя» и «Парижская коммуна», красивые мужские и женские баретки по сходным ценам выставлены были в провинциальной мечте Зойкиных постояльцев. Тогда кто же такое сказал, если не Свен?…