С трудом поднявшись, Анфертьев заставил себя побриться, надел голубую рубашку, постоял перед дверцей шкафа, выбирая галстук. Безошибочно взял темно-синий, гладкий и, остановившись перед зеркалом, неприязненно осмотрел себя.
- Да, старик, - сказал он вслух, - что-то, я смотрю, большие деньги если и повлияли на тебя, то дален ко не в лучшую сторону. Хиреешь, старик. И что-то на торопишься вынести с завода эту паршивую папку с мешком внутри, не торопишься...
Он попытался понять почему. Страшно? Нет, теперь это можно сделать спокойно, вынести в фотосумке, можно каждый день брать по пачке, по две, пи три... Нет. Он даже заметил за собой нежелание смотреть на дверь архива. Иногда накатывалось желание, чтобы в квартире сделали обыск и убедились в его честности, хотелось, чтобы за ним следили, записывали бы все его покупки и чтобы каждый раз убеждались: он не тратит ни копейки сверх того, что зарабатывает. Он стал брать билеты в автобусе, чего раньше избегал. Как-то продавщица дала ему лишнее яйцо, и Анфертьев с гордостью за самого себя это яйцо ей вернул. Как-то его охватила полнейшая уверенность в том, что за ним следят, и он начал вести себя подчеркнуто раскованно, показывая невидимым наблюдателям свою беззаботность. И даже то, что он не торопился брать мешок из архива, наполняло его надеждой, что все происшедшее ещё может обернуться шуткой и он ещё подумает, он ещё решит, как ему поступить.
- Присаживайтесь, Анфертьев, - сказал Следователь, когда Вадим Кузьмич вошел в кабинет. - Что нового?
- Что у меня может быть нового... Сделал витрину передовиков производства, альбом для треста - история становления нашего завода. Подчуфарин сына в армию провожал, нужно было отснять пару пленок... Вот и все.
- Небогато, - вздохнул Следователь. - У нас тут события куда серьезнее... Борис Борисович Квардаков прошлой ночью покончил с собой.
- Не понял, - с трудом произнес Анфертьев, боясь поверить в услышанное.
- Да-да, - кивнул Следователь. - Так и есть.
- Квардаков умер? - выдохнул Анфертьев, ощутив вдруг тошноту и слабость.
- Повесился.
- Но ведь в камере люди!
- Он сделал это ночью, когда все спали. И потом, Вадим Кузьмич, камера - это не место, где царит атмосфера дружбы и взаимопомощи.
- И ничего нельзя изменить? Ничего нельзя сделать?
- Что сделать... Похоронить надо.
- Но почему он... почему он так поступил?
- Помните, я сказал ему, что будет суд... А он ответил, что суда не будет. Теперь вы понимаете, что он имел в виду? Предстоящий суд почему-то произвел н него очень сильное впечатление... Странно. Человек решившийся на подобное преступление... не должен вешаться. Он уже через многое перешагнул, и ему в общем-то плевать, что о нем подумают, увидят ли в президиуме или на скамье подсудимых... А тут вдруг болезненно обостренная порядочность. Грабители так не поступают. Что вы думаете обо всем этом, Вадим Кузьмич?
- Что думаю... Похоже, я был прав, не веря в виновность Бориса Борисовича. Теперь и вы со мной соглашаетесь.
- Соглашаюсь, - кивнул Следователь, не сводя взгляда с Анфертьева. Но ваша настойчивость или, скажем, упрямство... обрели другой смысл. То, что ваша правота подтвердилась столь неожиданно, необратимо и столь убедительно... меня настораживает.
- Вы поверили уликам, а я поверил человеку, - сказал Анфертьев первое, что пришло на ум.
- Хороший ответ. Но это слова... За ними пустота. Ни доводов, ни доказательств, ни объяснений.
- Если бы я постоянно умел объяснять свои поступки, обосновывать их, подкреплять доводами и доказательствами, то я не работал бы фотографом на заводе по ремонту строительного оборудования.
- И это хорошо. Четко. Но это как раз и доказывает, что при желании вы можете обосновать свои поступки, - улыбнулся Следователь, показав длинные желтые зубы. - А знаете, Квардаков завещал вам свою машину.
- Что?! - Анфертьев распрямился на стуле.
- Да-да, все так и есть. Накануне днем он вызвал в камеру нотариуса и оформил все необходимые документы. Теперь вы являетесь полноправным владельцем "Жигулей". Поздравляю.
- Спасибо, - механически ответил Анфертьев. Большое спасибо... Но здесь какая-то ошибка... Он мог... Это невозможно!
- Но почему же? Он поверил в вас так же, как и вы в него. Следователь опять улыбнулся, и на этот раз Анфертьев заметил, что зубы у него необыкновенно высокие, с небольшими, еле заметными щелочками. - Вот эти документы... Взгляните... Все правильно, - вполголоса говорил Следователь, раскладывая перед Анфертьевым листки бумаги. - В том-то и дело, что все правильно. Это достойный подарок за вашу веру в человека... Хотя она и не согласуется со здравым смыслом.
- А много ли есть вещей на белом свете, которые бы полностью согласовывались со здравым смыслом? Истина, порядочность, любовь - все это в стороне от здравого смысла. Я вам назову десятки имен, которыми гордится человечество, но эти люди только и делали, что поступали против здравого смысла. Разве не так?