Кандидат

В ответ на его душевный стон тут же стало светлей. Теперь он мог оглядеть собеседницу, не прибегая при этом к десантным фокусам смещения области зрения. Худощавая, нескладная, губы чуть более полные, чем ему нравится, пепельные волосы гладкой волной на хрупких плечах, укрытых тонким слоем ткани. В её облике не было ничего, что выделило бы из толпы. Обычная жительница периферийного мира Пентарры. По крайней мере, с первого взгляда. Хотя нет. Что-то всё-таки выделяло. Рэдди чуть не поперхнулся, заметив ответную оценивающую щекотку её глаз.

— У вас кто-то из близких болен?

Признаться, нетривиальное утверждение. Но, спасибо за продолжение разговора, ещё немного, и от неловкости он начал бы кусаться. Девушка спасала его от собственных раздумий, но толку с того. Сегодня он был явно не в ударе по части разговорчивости.

— Нет… подчинённый. Несчастный случай при выполнении упражнения в реальных полётных условиях. Там нужно было пройти такую петлю… простите.

Она уже открыто смеялась, пряча взгляд где-то в тени ресниц.

— Да бросьте вы! Ничего же страшного? Он же скоро поправится?

— Да, в общем… Скоро, конечно скоро!

— Ну, так что же огорчаться?

Не сговариваясь, они вместе двинулись вдоль изгиба очередной галереи. Выход к подъёмникам где-то в той стороне. Незаметно для себя он перешёл с ней на ты, а, может, это она первая отбросила величательные артикли? Рэдди не заметил.

— Да как сказать, служба. Просто есть вещи, которые там сами собой разумеются. Правила хорошего тона, назовём их так.

— Ну… — протянула она, — не нужно так уж строго следовать каким-то правилам. На то они и нужны — указывать, как нам поступать, если всё равно, делать что. Выбор должен быть перед самим человеком.

— Да, согласен, но тут уж мой выбор просто совпадает с предписаниями, ничего не поделаешь. Иначе фиговый будет из меня командир.

Он снова нескладно усмехнулся. Как ни странно, поганого настроения как не бывало. А девушке всё не надоедало выслушивать его бредни. Что ж… это ему нравилось.

— Я как будто и в самом деле чувствую свою ответственность, безобразие. Пусть небольшую, но вполне весомую, и я же для этих людей в конце концов не отцом с матерью должен стать, а командиром.

— Странно тебя слушать, общее мнение о Флоте вообще и о ПКО в частности — стоят в строю ряды мужиков в латах, нечувствительных к боли, немых каменных гардианов, а тут ты мне раскрываешь глаза, мол мы такие простые работяги, не очень умные, не очень…

— Ну, знаешь, если я примусь озвучивать все бедовые идеи, что поселились у меня в голове с момента рождения, то мы здесь и заночуем.

— Знаю-знаю, — она звонко рассмеялась. — Только есть ли в таком случае вообще что-то правдивое в этом, признаюсь, довольно художественном образе?

— Есть, — твёрдо ответил Рэдди. — Только и под этими «латами» есть люди. Живые и, увы, не чуждые обычной человеческой рефлексии. Мы, вон, ошибаемся, бывает. И не одни у нас сплошные «мужики». В Корпусе их, рассказывают, и вовсе половина. Да и те — дети, вроде меня.

Она продолжала смеяться.

— Отлично, ПКО вырос в моих женских глазах. Ладно, поболтали и хватит, нужно расставаться. Я и так уже опаздываю.

Рэдди тут же захотелось выдать какую-нибудь банальность про то, как можно настолько загружать делами такую красивую девушку, но отчего-то так и остановился с открытым ртом.

— Ну? — подбодрила она.

Быть банальным, так по-крупному.

— Было бы величайшей глупостью с моей стороны по итогам столь удачного знакомства не спросить у тебя, о, девушка неземного образа, твоего контактного кода! — Рэдди шёл ва-банк, выдавая залпом всю ту чудовищную чушь, какую только был в состоянии нести.

Она улыбнулась.

— Вот, держи, о, рыцарь в сверкающих доспехах, мою карточку любезную, и да пребудет с тобой покаяние!

Кажется, это была какая-то цитата. Рэдди стоял на безумно ровном газоне подстриженной травы перед порталом третьего пандуса Госпиталя, и, глупо улыбаясь, разглядывал переливающуюся искру крошечной эрвэграфии.

Дела. Служба. Жизнь. Друзья.

Много всего. Они очень нескоро встретились снова. Должны были пройти годы, чтобы это случилось. Он не пытался с ней связаться, она ничего не знала о его делах. Но. Её звали Оля.

И это был его приговор.

Это был приговор им обоим.

Первый молча выводил носитель на курс точки финиша, Песне Глубин так и не было суждено в тот раз родиться в недрах его сознания — основные силы группировки мобильного реагирования оставались где-то в недрах виртуального пространственного кокона на подходе выходу в «физику». Там же где-то двигался «Цербер», модуль нулевого ранга класса «Тор» с Воином Фениксом в рубке. Сколько субъективных веков Первый не участвовал в боевых действиях, избегая контакта с Воинами, зачем и начинать снова.

Сегодня будет петь другой.