Кандидат на выбраковку

Было у нас еще одно «развлечение». Отделение взрослой ортопедии служило практической базой для кафедры хирургии астраханского Медицинского института. Это означало, что каждый день, как минимум один раз, кто-то из врачей, совмещавших преподавательскую деятельность в мединституте, заходил в нашу палату с группой студентов, чтобы «не формально» закрепить в молодых мозгах будущих медиков вызубренные ими теоретические болезни. И тут выяснилось, что с моим редким заболеванием я – наиболее рассматриваемый, наиболее ценный «экспонат» этой ортопедической «выставки».

Мой нестандартный вид никогда не оставлял окружающих равнодушными. Ничего не поделаешь – все, что выбивается из нормы, неумолимым магнитом выворачивает глаза человеку. И я здесь не исключение. Сколько раз наблюдал за собой, как мой взгляд помимо воли возвращался к отсутствующему зубу в челюсти или какому-нибудь другому дефекту на лице нового собеседника. На несовершенства старых знакомых внимания уже не обращаешь.

В человеке, и во мне в том числе, сидит трудно объяснимая для меня тяга к неприродной эстетике. Когда я первый раз увидел аквариумных рыбок с чудовищно вытаращенными глазами – «телескопов», внутри меня что-то перевернулось. Я смотрел, и смотрел, и чувствовал, как их глаза «навыкате», жирные тела, судорожные движения в толще воды и отвращают меня, и притягивают одновременно. Но в какой-то момент они стали мне симпатичны, хотя и были «неправильными» рыбами. Вот только сами «телескопы», по моим наблюдениям, о своей ненормальности не думали, свой внешний вид считали совершенно естественным и жаловаться на кормежку, температурный режим и злую судьбу явно не собирались.

Так же как и эти странные рыбки, я никогда не считал себя природной аномалией. С раннего детства в моем сознании формировался и постепенно твердел, как гипсовая повязка, образ юноши – Антона Борисова – как образ совершенно нормального человека, у которого просто имеются проблемы, но они касаются только его. Отсюда и все мои сложности во взаимоотношениях с окружающими. Я и «они», мы по-разному рассматривали и оценивали мое состояние. «Они» всегда сначала замечают болезнь и часто не пытаются увидеть за ней человека. При виде моего тела люди прежде всего теряются. Растерянность оборачивается страхом, страх сменяется любопытством или брезгливостью, а иногда весь этот винегрет чувств неожиданно перерастает в дружбу.

Студенты, даже медики, тоже люди. Я, как огромная «рыбка-телескоп», лежал на больничной койке и фокусировал на себе их ошарашенные взгляды. Самым диким для них было видеть, что эта «рыбка» живет и очень неплохо себя чувствует на суше (хотя по всем природным законам этого быть не может), да к тому же обладает не «рыбьими» мозгами. В последнее они не верили и требовали доказательств. Ну, а когда вас постоянно оценивают на предмет «нормальный-ненормальный», у вас может испортиться характер.

Изменить ничего я не мог, поэтому всегда старался получить хоть какой-то эмоциональный капиталец от подобных учебных посещений. Попросту, валял дурака.

– А это Антон. У него очень редкое заболевание костей. Называется «несовершенный остеогенез», – говорит очередной экскурсовод.

Меня обступает группа из восьми молоденьких девчонок в белых халатиках.

– Как правило, при этом заболевании повреждаются только кости.

Доцент Анна Алексеевна, невысокая, миловидная женщина, продолжает объяснять студенткам, стоящим вокруг, особенности моего заболевания. Меня начинает разбирать смех, потому что в глазах всех девушек-студенток я опять вижу знакомое выражение – у них начинается приступ эмоциональной изжоги.

– Антон, можно я им покажу твои ноги?

Анна Алексеевна давно меня знает. Во всяком случае, я ее помню еще по детской ортопедии. Она поднимает простыню, прикрывающую мои нижние конечности, которые за ненадобностью дедушка предлагал попросту ампутировать. Ужас в глазах девушек перерастает в панику.

– Антон, ты можешь нам рассказать о себе?

Экскурсовод пытается показать студенткам, как я могу двигать этими ногами: она осторожно поднимает одну из них и отводит в сторону. Мне больно, но я пока не показываю вида. Вместо этого пытаюсь сделать свой взгляд как можно более тупым.

– Двадцать четыре.

– Что «двадцать четыре»? – Анна Алексеевна растерянно смотрит на меня.

Я тупо моргаю глазами и молчу.

– А он умеет читать?

– Он учился в школе? – эти два вопроса последовали почти одновременно. Меня они вполне удовлетворили. Я не хотел демонстрировать свой интеллект посторонним людям. Почему я должен развлекать незваных гостей?

Тем временем в глазах Анны Алексеевны недоумение нисколько не уменьшается.

– Он умеет читать. Я же сказала уже, что при этом заболевании повреждается только скелет. Все остальное, как правило, в полной норме, – Анна Алексеевна произносит это спокойно, но в ее голосе уже можно расслышать легкое раздражение она начинает догадываться, что я валяю дурака.

– Хотя, – продолжает она задумчиво, – иногда могут встречаться исключения.

Все уже повернулись и готовы уходить.

– Я и считать умею...