Кандидат от партии смерти

— Я вообще никогда не шучу, — огрызнулся Максимов. — Со мной испуганная студентка, которая несколько минут назад едва не загремела на тот свет.

— Блин, — сказала Екатерина. — Такой вечер пропал.

«Студентка» еще теснее прижалась к Максимову, закрыла лицо ладошками.

— И впрямь суетливая у тебя работа, сын мой, — участливо покосился поп. — Ты знаешь, ведь и я когда-то работал в полиции. Дважды побывал на Кавказе — в первую чеченскую, уволился по ранению в шею, в охране трудился, пока не понял в один прекрасный день — да как же мы живем-то, Господи… Да разве можно так жить?

— А наша страна все время с краю, батюшка, — улыбнулся Максимов. — Россия непобедима, с ней не то что Гитлер — Господь не справится. Слушай, окажи услугу — подбрось к самому крыльцу?

Экспромтом, как уже не раз подмечено, все выходит ладно и изящно. По плану — все летит кувырком. Заорганизовать мероприятие не успели — старенький «Москвич» проворно свернул под арку, тормознул у крыльца.

— Спасибо, батюшка. — Максимов протянул купюру.

— Удачи, дети мои, — не отказался поп от честно заработанной денежки.

Из подъезда вывалились Лохматов с Вернером. Молча взяли по сектору. Максимов вытащил дрожащую девчонку, толкнул в подъезд, прикрывая спину. Краем глаза успел отметить, как отворилась дверь стоящей у подъезда иномарки, нога уперлась в землю, взмыла голова наблюдателя…

Сколько же клевретов у этих ребят? Что вообще происходит?

Лишь в конторе, когда захлопнулась дверь, он почувствовал относительное облегчение. Ноги подкосились. Максимов рухнул в кресло, украшающее приемную, вынул пухлый конверт, бросил на Любашин стол.

— Держите, орлы. Не пропил я вашу зарплату…

— Браво, — восхитилась Екатерина, покосившись на трясущуюся «попутчицу». — Но бочку меда ты, Костик, испортить сумел. Вернер, усади нашу гостью, она сейчас родит…

Очень скоро в конторе стало чинно и даже скучновато. Максимов с каменным лицом восседал за директорским столом, напротив Света — сжатая, почерневшая (пару минут назад по совету мудрой Екатерины она позвонила родителям и сообщила, что заночует у «подружки»). Олежка в дальнем углу задумчиво чесал подбородок и прикидывал, что ему мешает провести ближайшую ночь в качестве «подружки». Вернер с творческой дилеммой уже справился — убедив себя, что из детсадовского возраста он давно вышел, — поэтому без всяких физиологических метаний просматривал газету. Екатерина строила глазки Максимову.

— Спасибо вам, Константин Андреевич, — прошептала Света.

— Пожалуйста, — кивнул Максимов. — О неоплатном долге мы с тобой потом поговорим. А сейчас — не надо отвлекаться.

— Хорошо… Мы с Димой взяли перед уходом джин-тоник. — (Екатерину скривило)… — Вы не думайте — я выпила его на улице и даже лучше себя почувствовала… Мы шли, целовались, потом забрели в какой-то дворик… Дима доску в заборе отогнул, сказал, что здесь короче… Там дом такой новый, с башенками, квартиры, наверное, ужасно дорогие… А забор низенький совсем. — Девица жалобно всхлипнула. — Мы опять стояли, целовались — он, наоборот, от тоника опьянел, завелся, потащил меня на детскую площадку, а я уговаривала его туда не ходить — словно чувствовала… Мне действительно было не по себе… Он жив? — Девица обвела присутствующих мутными глазенками.

Максимов беспокойно шевельнулся.

— Ищем, Света. Продолжай.

— Там домик был такой, треугольный, с резными окошками, для детей…

— Теремок, — подсказал эрудированный Вернер.

— Да, наверное… Дима сказал, что это прикольно, мы туда и полезли… Ничего там не было прикольного — грязно, трусики какие-то валялись… Он меня долго уговаривал, а я не соглашалась — нет, у нас по-всякому с ним было, а тут страшно почему-то стало, я и говорю, пойдем, мол, тачку возьмем, и к тебе… а он — там мать со своим хахалем вот-вот из гостей вернутся… А потом машина какая-то приехала, трое вышли, в дом отправились…

— Кто такие, не запомнила? — встрепенулся Олежка.