Кандидат в чемпионы породы

Ей разрешили наклеить одно объявление в проходной на доске. А остальные она, возвратясь, отдала ребятам, и те прилепили их по обе стороны ворот и еще одно, четвертое, на ближний фонарный столб.

Под фотографией на каждом было написано:

«Товарищи шоферы!

2 сентября около 6 часов вечера эту замечательную рыжую собаку увезли в машине от дома № 1 по Башиловской улице. Ее хозяин — тяжело больной человек. Умоляю тех из вас, кто видел, как увозили эту собаку, или вез ее в своей машине, позвонить по телефону в любое время».

А низ объявления был разрезан на маленькие талончики с нашим номером телефона на каждом, как это всегда делают люди, которым хочется поскорее продать сервант от чешского гарнитура либо обменять свою квартиру на другую — конечно, срочно. Удобное изобретение: не надо тратить времени на поиски карандаша и бумаги.

Ну, вы по одному тону этого сочинения видите, что у Натальи Павловны после беседы со Скородумовым и визита в парк было ощущение полной бесполезности всего предприятия и полной безысходности. И остаток вечера оно все усиливалось и усиливалось — от всего, что угодно. От сочувственных взоров мамы Славика Рыбкина, которой баба Ната сочла нужным собственноручно доставить ее дитя в неспокойную квартиру над самым магазином «Обувь». От первого телефонного отклика, прозвучавшего через минуту после того, как, войдя к себе домой, она сменила уличные туфли на домашние тапочки.

— Это вы вешали объявление около таксопарка? — спросил хихикающий женский голос. — А у нас тут напротив приблудился один рыжий кобель с усами. Может, он вам подойдет? Только его на цепь надо привязать!..

У Натальи Павловны даже не было сил возмутиться:

— С усами нам не нужно, — только и сказала она, прежде чем положить трубку. Напоила Митьку и Даньку чаем, и они тотчас, как донесли головы до подушек, хором засопели.

И тут в тишине бабу Нату стиснуло такое чувство одиночества и такая нужда найти надежную опору, что она чуть было даже не позвонила Виктору Семеновичу.

Но не стала, найдя тому несколько причин: что уже поздно — около двенадцати;

что Виктор Семенович вряд ли сможет чем-нибудь помочь;

что он все-таки отправился, как собирался, на охоту.

А в половине первого ночи раздался новый звонок. Наталья Павловна, очнувшись, настороженно подняла трубку услышала теперь уже не женский, хихикающий, а мужской, сиплый, измененный голос:

— Эт-то вы повесили… объявление в одиннадцатом парке?

— Да, я, — сказала баба Ната.

— Про… собаку?

— Да, я, — Наталья Павловна решила набраться терпения.

— Рыжую… Это се-еттер был?

— Да, сеттер. Ирландский сеттер.

— Молодой?

— Да, молодой, — терпеливо сказала Наталья Павловна.

— Вы не написали, — сказал сиплый голос.

Наталья Павловна мне говорила, что именно это, в общем невинное, замечание взбесило ее больше всего, но в ту же секунду она поклялась внуками, что будет нести свой крест безропотно.

— Да, я не написала, — как можно спокойно сказала Налья Павловна.

— Я охотник, — сказал обладатель голоса. — Потому и спрашиваю.

— А кто вы еще? — как можно еще спокойней спросила Наталья Павловна.

— Так я же ска-зал, что из парка, — обиженно ответил сиплый голос. — Из одиннадцатого. Моя фамилия Мих-нё… Вы же написали, что в любое время.

— Как? — вскрикнула баба Ната.

— Ми-хнё… Я водитель. Я хотел как лучше. Я, ка-ажется, видел вашу собаку.

— Что?!

— Видел.

— Где вы сейчас?

— Я ок-оло дома в автомате. У меня телефона… на кварре нет.

— А где ваш дом?

— Башиловская три, где магазин «Квас».

— Так я же в соседнем доме! В первом! Я сейчас к вам выйду! Или, может быть, вы придете ко мне? Придете? Я только оденусь.

— Хо-рошо, — сказал сиплый голос. — Зайду. Какая квартира?

Наталья Павловна надела сарафанчик, заглянула в холодильник и, удовлетворившись его содержимым, поставила чайник. Но чайник закипел, а никто не являлся. Даже лифт не зашумел ни разу — ну хоть бы кто-нибудь приехал! Xoтя бы на этаж ниже!

И она прокляла себя за доверчивость: ведь человек назвал только фамилию — надо быть круглой дурочкой, чтобы с первых слов про собаку растаять и всему поверить.

И она еще прокляла — нет, не подлых, а просто тупых людей, которые способны смеяться над чужой невзгодой только потому, что эта невзгода для них самих несущественна. Понимаете, когда у этих же людей бывает даже точно такая же, пусть и малая невзгода, она кажется им уже не пустяковой, а горькой и важной оттого, что она не чужая, а своя. А тут — почему бы не позвонить каким-то там чудакам, если чудаки сами написали, что сидят и ждут, чтобы им позвонили в любое время дня и ночи. Чего им сидеть ночью попусту — может, им никто не звонит?