К тому времени, как мы вернулись в Белый дом, на часах было уже больше четырех утра. Поднявшись на лифте в административное крыло, мы, рука об руку, прошли по Центральному коридору к нашим спальням. Когда добрались до Восточного зала заседаний, Баррет притянул меня к себе. Поскольку недалеко от нас расположился пост спецслужб, Баррет наклонил голову, чтобы прошептать мне на ухо,
– Хочешь чем-нибудь заняться в спальне Честного Эйба? (
Рассмеявшись, я откинула голову назад.
– Ты же это не серьезно.
– О, я очень серьезен, – Баррет покрутил своими бедрами, и я почувствовала, что его член подтверждает всю серьезность. – У меня есть постановление об освобождении вас от трусиков.
– Ты не можешь так унижать Манифест об освобождении рабов, – с негодованием прошипела я.
Баррет хихикнул.
– Я знал, что смогу задеть тебя, а я так завожусь, видя тебя раздраженной, – он подмигнул мне. – Кроме того, я уверен, что Эйб простит меня – братский кодекс и все такое.
Оттолкнув его, я наставила на Баррета палец.
– А я уверена, что высокие моральные стандарты Эйба не потерпят того, что мы разделим кровать, будучи неженатыми, несносный мальчишка.
– Знаешь ли ты, сколько неженатых людей занимались подобным под этой крышей?
– Уверена, слишком много, чтобы сосчитать.
Баррет уткнулся носом в мою шею, его дыхание опалило кожу.
– Теперь мы помолвлены, это же должно что-то значить.
– Я знаю, но... – зарычав, Баррет наклонился, схватил меня под колени и перебросил через плечо. – Поставь меня на ноги, ты, пещерный человек!
– Само собой, я поставлю тебя – только на мою кровать, где ты и должна быть.
Затем он хорошенько шлепнул меня по заднице и этот звук разнесся по пустому коридору.
Я протестующе вскрикнула, когда Баррет понес меня в направлении спальни Линкольна. Когда осторожно бросила взгляд через плечо, то увидела агента спецслужб и его сжатые губы – выглядело так, словно он очень сильно старался не рассмеяться.
Баррет открыл дверь и захлопнул ее ногой. Гнев был мгновенно забыт, когда меня накрыла важность того места, где я находилась – это была спальня одного из наших величайших президентов. Конечно, в реальности Линкольн никогда здесь не спал, но это был его кабинет. Это была его мебель.
Баррет, верный своим словам, положил меня только на кровать. Бесцеремонно повалившись на кровать, я вытянула шею, стараясь уловить каждую деталь комнаты – величественные золотые шторы, золотисто-коричневые обои, тяжелая мебель из красного дерева.
– По выражению твоего лица я начинаю думать, что у тебя стояк на Эйба, – сказал Баррет, когда быстренько сбросил свой пиджак.
Приподнявшись на локтях, я хихикнула.
– Я нечаянно. Ты же знаешь, как я помешана на истории.
Баррет с ухмылкой расстегнул белую бабочку.
– Это одна из многих причудливых вещей, которые я люблю в тебе.
– Причудливых или дурацких? – спросила я, поддразнивая его.
– Милых, – прозвучал дипломатичный ответ.
Я подогнула колени и приблизилась к краю кровати. Потянулась руками к пуговицам на рубашке Баррета и спросила.
– Что ещё ты во мне любишь?
– То, как ты высовываешь язык, когда всеми усилиями пытаешься на чем-то сконцентрироваться.
– Из всех вещей, которые ты мог любить во мне, ты выбрал именно эту? – нахмурившись, ответила я.
– А что не так?
– Агх, звучит так, словно я – собака.
– Нет, это не так. Ты кажешься милой, – освободившись от рубашки, возразил Баррет.
– Ладно. Я милая, когда высовываю язык, словно собака. Что ещё?
– То, что ты напеваешь всякие мотивчики, когда нервничаешь. Ещё, когда ты видишь какое-либо животное, твои глаза начинают сиять.
– Ага, я сентиментальный ботан.
От серьезного выражения на лице Баррета мое сердце ускорило ритм.
– То, что ты хочешь сделать этот мир лучше, даже если силы не равны. И то, что ты полностью посвящаешь себя другим, лишь бы помочь.
– Это очень мило. Спасибо.
– Я могу быть милым.
– Знаю. Это одно из твоих качеств, которые привлекли меня.
Выражение его глаз стало проказливым, когда Баррет расстегнул свои штаны. Стоя передо мной в своих облегающих черных плавках, он добавил.
– А ещё я люблю смотреть, как закатываются твои глаза, когда ты делаешь первый глоток утреннего кофе.
Я царапнула ногтем его голую грудь.
– Невежливо смеяться над наркоманом, а мы оба знаем, как сильно я зависима от кофе.
Баррет рассмеялся.
– Я не смеюсь над тобой, просто констатирую факты, – парень наклонился ко мне и поискал застежку платья. Расстегнув его, он склонил голову, и его дыхание согрело мое ухо. – И я люблю то, как закатываются твои глаза, когда мой язык или член глубоко погружаются в твою киску.
Внутри загорелась нужда, заставив меня вздрогнуть. Баррет прикоснулся к лямкам моего платья и спустил их по рукам. Затем я приподняла бедра, чтобы он стянул с меня наряд. А когда он не смог быстро снять его, то начал дергать ткань.
– Эй, поосторожнее, пожалуйста, с Валентино, – упрекнула я.
– К черту. Я куплю тебе другое.