Каневская битва 16 июля 1662 года

Н.И. Костомаров писал, что ожидая нового нападения со стороны Хмельницкого, 23 апреля Сомко созвал раду в Козельце как будто для того, чтобы посоветоваться о средствах обороны. На самом деле он надеялся, что на этой раде состоится избрание его в гетманы и действительно, собравшаяся там казацкая рада объявила Юрия Хмельницкого изменником и выбрала гетманом Самка; но в мае должна была произойти новая рада для подтверждения избрания в присутствии московского посланца Протасьева на поле близ Нежина… Рада почти вся снова избрала Самка, но голоса все-таки разделились, так как Нежинский полк избрал своего полковника — Василия Никифоровича Золотаренка; кроме того, еще не участвовал на раде Полтавский полковник Жученко, так как не повинился еще перед Государем. Вследствие этого, всем войском решено было на раде отдать гетманское избрание «на волю Царского Величества, кого он, Великий Государь, пожалует в гетманы»[88].

^{Шлем пикинера. Западная Европа. Вторая половина XVII в. Государственный Эрмитаж}

В Чернигов приехал воевода князь Игнат Волконский. Известно, что в мае 1662 г. он сообщал в Москву: «нынешнего 170 году мая с пятого числа черниговский полковник Иоанникий Силич с твоими великого государя ратными людьми своих полков стоит у Днепра остерегая того, чтоб через Днепр полских и литовских воинских людей не перепустить…»[89].

В то же время в Белгород, в товарищи к Ромодановскому, был назначен новый полковой воевода — стольник Михаил Богданов сын Приклонский. Царский указ о смене князя Мышецкого Приклонским был объявлен «в Москве 170 году мая в 9 день»[90]. Как писал о том Ромодановский, велено быть у него в товарищах «на князь Борисово место Мышецкого столнику Михаилу Приклонскому». Михаил Приклонский приехал в Белгород 2 июня, после чего Мышецкий отпущен в Москву[91].

12 мая Ромодановский получил царскую грамоту о том, что двум белгородским солдатским полкам, бывшим в гарнизоне Переяслава, велено вернуться в Белгород: «Яганова полку Фанзагера да Дирикова полку Графа тех полков салдатом велено быть по прежнему в Белогородцком полку», на что он отвечал в Разряд, что «те, государь, полки ис Переясловля к нам… в Белгород мая по 13 число не отпущены», испрашивая соответствующего государева указа[92]. 4 июня ему пришла царская грамота о том, что приказано из Переяслава двум названным полкам идти в Белгород[93].

Переяславский воевода князь Волконский не хотел отпускать полки из города. Вероятно узнав об этом указе, два солдатских полка с начальными людьми без разрешения воеводы, самовольно ушли из Переяслава в Белгород. Волконский с раздражением писал царю, что 28 мая «бежали твои великого государя ратные люди полковники Иван Фанцален (Яган Фанзагер. — И.Б.) со всеми салдаты да полковник Дирик Граф со всем же полком с салдаты и с начальными людьми». Офицеры хотели забрать с собой и полковые пушки, но воевода им не дал. По словам Волконского, «пошли они из города гилем (самовольно. — И.Б.) без отпуску». В то же время из Переяслава убежал сотенный татарин Рахмаметко Толтамешев, который явился в лагерь к Юрию Хмельницкому. Перебежчик рассказал гетману, что «пешие полки все пошли в Белгород», остались только рейтары, большей частью пешие, поскольку лошади в зимнюю осаду все померли. Перебежчик предложил Хмельницкому идти «на сю сторону Днепра к Переяславлю наскоре» и захватить его, пока в город не пришло пополнение. Он уверял гетмана, что «переяславские де жители здадутца». Русских ратных людей в гарнизоне не много, хлебных запасов и конских кормов мало[94].