Каникулы для двоих

Прошло несколько дней. Мы с Димой уже успели и устроить пикник в парке, и сходить на аттракционы, и в кино два раза побывать. Все было классно: я наслаждалась и видела, что мой парень тоже безумно счастлив. Но в этом море счастья была маленькая щепка-заноза, которая время от времени выплывала наружу: Костя по-прежнему был со мной в ссоре. Пару раз я звонила, но он не брал трубку. Написала ему «Вконтакте» – и тоже безрезультатно. Хотела даже домой пойти помириться, но Дима отговорил: он сказал, что я слишком парюсь из-за неадекватных людей, слишком часто чувствую себя виноватой и слишком высоко ценю простых приятелей, которые только кажутся подлинными друзьями. От похода я отказалась, но согласиться с Абакумовым полностью не могла: может, Яна и была простой приятельницей, но с Костей все по-другому! Он мне как брат и таковым останется! Потерять его было бы все равно что потерять члена семьи!..

Тем не менее пока что все указывало именно на то, что дружбе с Соболевским пришел конец. Я не знала, как он, что он, помирился ли с Яной, грустит или, может быть, нашел другую девушку. Это продолжалось до тех пор, пока однажды – уже в середине августа – не выдался жаркий день и мы с Димой не захотели пойти на пляж.

Все здесь было так же, как в июле: древнего поверья о том, что купаться после Ильина дня нельзя, похоже, никто уже не придерживался. По песку приходилось ходить зигзагами: всюду кто-то лежал. Компания игроков в волейбол была на обычном месте: я даже узнала того дедушку, из-за которого мяч как-то раз угодил в меня. Впрочем, солнце, конечно, не жарило так, как раньше. И вода уже зацвела: вылезая из нее после купания, я обнаружила, что под купальник набились малюсенькие зеленые водоросли.

А еще я обнаружила Соболевского.

– Ты не представляешь, что я видела! – сообщила я Диме, вернувшись на расстеленное нами одеяло.

– Марсианина?

– Нет, Костю. Я немного проплыла вдоль берега и заметила его в другой части пляжа. Вон там, за детским «лягушатником». – Слева от нас небольшая часть водоема была огорожена специльной решеткой для безопасности малышей. – А знаешь, что главное? Он пришел с Яной!

– Значит, он простил ее?

– Выходит, что простил.

– Ну и зря, – Дима хмыкнул. – Вот я не простил бы. Больно уж наглая эта Яна. Вряд ли она раскаялась.

– Может, и раскаялась. Ведь мы-то с тобой не знаем! Вдруг она поняла, что на самом деле любит только Костю?

– Себя она любит, – сказал Абакумов презрительно.

Мне хотелось возразить, но я так и не нашла что сказать.

– Ну, по крайней мере, это выбор Соболевского. Он очень ее любит…

– Ну и дурак!

Спустя некоторое время мы с Димой заговорили о чем-то другом и продолжили развлекаться. Конечно, в тот день я еще мысленно возвращалась к Косте и Яне. Думала, что раз они помирились друг с другом, помирятся и со мной. Может, завтра, может, через неделю, может, после начала учебного года… Раз они вместе и счастливы, то дуться за что-либо на меня им совершенно нет никакого резона. Так рассужадала я…

…Не подозревая еще, что скоро жизнь преподнесет мне очередной сюрприз.

Впрочем, прежде чем я получила сюрприз, произошло нечто, чему уже давно пора было случиться. Часы, проведенные за компьютером и за книгами по математике, принесли мне не только новые знания. Мама, в очередной раз заметив, как я щурюсь, разглядывая какую-то вывеску вдалеке, отвела меня к окулисту, и тот прописал мне очки.

Разумеется, я была не в восторге. Тем более что ввиду недостатка денег очки пришлось купить не те, что мне хотелось бы – изящные, тонюсенькие, – а самые безобразные и дешевые: в грубой черной оправе, нелепо-круглые и превращающие любую девушку в эталон синего чулка. Впрочем, Дима, как настоящий джентльмен, сказал, что с этой дрянью на носу я нравлюсь ему даже больше: он-де считает, что дама в очках выглядит более трогательной, хрупкой и вызывает желание позаботиться о ней. Была то правда или просто утешение, не знаю. В любом случае я ощущала себя уродом. Кроме того, в летнюю жару переносица под очками жутко потела. В общем, вся эта история с новым «аксессуаром» расстроила меня так, что я потеряла всякий интерес к своим летним платьям и принялась одеваться и причесываться тяп-ляп: какой смысл наряжаться, если я теперь по-любому буду страшилищем?