Каникулы на колесах

Мы кладём черепаху на прибрежную полосу сырого песка, и она сейчас же начинает царапаться вверх, на песчаный откос. Всё ясно — Тортила сухопутного происхождения. Ещё немного, и она скрывается из виду. Пусть живёт и дальше на свободе.

Игра

— Слушай, всё забываю спросить, почему дядя Володя называет тебя иногда не Аликом, а Диким Котом? Я уже несколько раз слышала.

Как обычно, мы с Наташкой загорали на песке у самой воды.

Я рассказал ей о наших дорожных псевдонимах.

— Вот это здорово! Придумай и мне какое-нибудь имя.

— Из Фенимора Купера? Или из «Гайаваты»?

— Всё равно. Только подходящее.

Я напряг память. Но в голову, как на зло, лезли совершенно посторонние мысли. О том, как замечательно было бы и на будущий год встретить Наташку. А ещё лучше списаться заранее, поехать сразу двумя машинами куда-нибудь на Волгу, в Закарпатье или даже на Урал. Дядю Васю никаким маршрутом не испугаешь. И уж совсем отлично было бы, если б Николаевы и в самом деле решились переехать в Москву, а Наташка поступила бы в нашу школу…

— Ну, что же ты? — нетерпеливо повернулась на бок Наташка.

Я уныло развел руками.

— Знаешь, ничего путного в голову не лезет…

— Это потому, что ты лежишь, разнежился на песке. Вставай, встряхни мозги, чтоб заработали.

Наташка любит командовать. Не знаю почему, но так уж получается, что я частенько подчиняюсь ей. И на этот раз мне хотелось ещё спокойно позагорать на солнышке, а вместо этого я послушно поднялся. Но не упустил случая поддразнить её. Как все москвичи, я заметно «акаю». А она, как истая северянка, выделяет в словах букву «о». И мы пикируемся в шутку: «Мая Масква на семи халмах стаит», — копирует моё произношение мурманчанка. Я в таких случаях тоже не теряюсь, вытягивая губы трубочкой, немилосердно катаю круглое как обруч: «Говорить говори, но зря огород не городи». И на этот раз я повторил её слова:

— Потому что…

Мы спустились к самой воде и шли босиком по сырому песку. Круглые розовые Наташкины пятки погружались в песок, и сейчас же ямки, выдавленные ими, заполнялись водой. Я увлеченно следил за тем, как она беспрерывно печатает ямки, и сам начал вдавливать пятки поглубже.

Наташка остановилась внезапно и так резко, что я натолкнулся на неё.

— Ну, сообразил что-нибудь?

— Утренняя Роса? Лесная Лань? — не думая, поспешно выпалил я первое, что пришло на ум.

— Здрасьте! При чем тут роса? И чем я похожа на лань, да ещё лесную? — возмутилась Наташка. — Ты же сам говорил: нужно какое-то правдоподобие, характерный признак, сходство.

Я напряженно размышлял. Волосы, брови, ресницы — всё у Наташки, кроме глаз, было угольно-чёрное. Но не назовешь же её Чернавкой или Чернушкой? Нехорошо как-то, даже обидно… Стоп! А Чёрная Молния? Неплохо! Она же и в самом деле на редкость проворна. Настоящий живчик, как капелька ртути.

Наташка одобрила своё новое имя. Но тут же потребовала:

— Надо дать дорожные имена и моему папе, и маме.

— Захотят ли они? — засомневался я. — Ещё посмеются над нами…

— Родители меня всегда слушаются, — отрезала Наташка.

Вот уж что правда, то правда! Пришлось мне снова шевелить мозгами, уже наполовину расплавленными от солнца. С дядей Васей было просто. Такому богатырю имечко само пришлось на язык — Белый Медведь. А вот как назвать тётю Веру? Северная Заря? Полярное Сияние? ещё немного — и я наверняка свихнул бы себе мозги в поисках подходящего имени. Но внезапно меня озарило.

— Солёная Вода! — заорал я в восторге от собственной находчивости. — Дядя Вася — Белый Медведь, а тётя Вера — Солёная Вода.

— Принято! — утвердила Наташка моё предложение. Вопреки моим опасениям, Николаевы не стали возражать дочери. Торжественный обряд присвоения им дорожных имен был поручен, вполне понятно, старейшине нашего семейного клана, Великому Змею. За неимением жезла или посоха он вытащил из багажника заводную ручку и коснулся ею коленопреклонённых аборигенов Севера:

— Сим отроковица Натаха нарекается отныне Чёрной Молнией. Родитель её, отче Василий — Белым Медведем, родительница Вера — Солёной Водой. Именовать всех троих в дороге означенными именами.

Чёрный Гепард и Бледнолицая Сквау наблюдали за потешной процедурой с самым серьёзным видом, не позволяя себе даже улыбнуться, а я скакал вокруг в восторге, что наша затея поддержана родителями.

Вечером Наташка, как всегда, помогла матери приготовить ужин, вымыла посуду, подмела вокруг палатки. Глядя на неё, я тоже взялся за дело: для начала надраил до зеркального блеска алюминиевый чайник, потом принялся за жирные сковородки. Мама похвалила меня за усердие, но тут же ввернула:

— Наташа определенно благотворно влияет на тебя, сынок. Раньше я за тобой таких приступов трудолюбия что-то не замечала. Жаль, что она не в Москве живёт. Глядишь, совсем бы исправился, имея такого товарища.

У меня даже уши загорелись. Надо же — мама будто подслушала мои мысли. Но, конечно, я промолчал, ничего не ответил. Само собой — товарищ из Натахи был бы отличный. Но что толку мечтать о несбыточном?