Каникулы Рейчел

– Я тебя не прошу доесть его, – возразила Хелен. – Я тебе просто отдаю это. Мне уже осточертели эти рожки. Сколько раз говорила папе, чтобы он покупал брикеты, но он по-прежнему возвращается из магазина с проклятыми рожками. Кроме одного раза… Знаешь, что он купил тогда? Мятные брикеты. Представляешь, мятные! Ну вот скажи…

– Я не хочу мороженого, – перебила я Хелен, решительно отпихнув от себя противный подтаявший рожок.

– Ладно, все равно пусть остается у тебя, – Хелен пожала плечами и положила мороженое на тумбочку у моей кровати. Оно тут же растеклось молочной лужицей. Я решила не обращать внимания и лучше подумать о чем-нибудь приятном.

– Так вот, Хелен, когда я подружусь с такими, как Мадонна, – беспечно начала я, – ты будешь в полной задни…

– Смотри на вещи трезво, Рейчел, – перебила Хелен. – Хотя, я думаю, ты потому и докатилась до психушки, что не умеешь смотреть правде в глаза…

– О чем ты? – в свою очередь перебила я.

– Дело в том, – объяснила она с жалостливой улыбкой, – что знаменитости вряд ли живут вместе с остальными, ведь правда? Надо же охранять от посторонних взглядов их личную жизнь. А иначе такие, как ты, выйдя из дурдома, тут же побегут в газету, чтобы тиснуть заметочку типа: «Секс в кокаиновом аду» или что-то вроде.

Она была права. Я расстроилась, но не очень сильно. В конце концов, я наверняка смогу видеть их за завтраком, обедом и ужином и на каких-нибудь мероприятиях. Может, у них там и танцы бывают.

– И уж конечно, кормежка у знаменитостей получше, – с каждым словом Хелен мне становилось все более тошно. – Тебе никакие деликатесы не светят, потому что папочка слишком прижимист. Тебя поселят в дешевую комнату, а звезды будут жить в апартаментах-люкс.

Я почувствовала прилив злости на своего скупого отца. Как он смеет не заплатить, чтобы меня поселили со знаменитостями!

– И трясти его совершенно бесполезно, – Хелен просто читала мои мысли. – Он говорит, что мы теперь бедные – из-за тебя – и что нам нынче даже настоящие чипсы не по карману, а только те, что в желтых пачках.

Настроение у меня совсем упало. Я лежала и молчала. Что самое удивительное, молчала и Хелен.

– Но все равно, – наконец сказала она, – как-нибудь ты обязательно столкнешься с ними. Ну, там, в коридоре, на спортплощадке или еще где-нибудь. Может быть, тебе даже удастся подружиться с кем-нибудь из них.

Внезапно я ощутила прилив радости и надежду. Уж если мне удалось убедить Хелен, значит, и самой можно было в это поверить.

4

Я была шапочно знакома с Люком Костелло задолго до того, как однажды ночью легла с ним в постель. Он был ирландец и я была ирландка, хотя тогда мы еще не знали этого друг о друге. К тому же мы жили в четырех кварталах друг от друга.

Мы довольно часто виделись, потому что ходили в одни и те же бары. Это были ирландские бары, но не те ирландские «гетто», где поют «Нация снова едина» и собирают деньги на «Наше Общее Дело». Нет, те бары были другие. Они вошли в моду так же, как пивные несколько лет назад. Названия у них были прикольные, в ирландском духе, например «Трясина» или «Убитый Че». Каким-то из них, не скажу точно, каким, владела одна поп-звезда ирландского происхождения. И какая именно звезда, тоже не вспомню.

Быть ирландцем в Нью-Йорке – несмываемое клеймо, но пока я там жила, я воспринимала это, как нечто обыденное.

Итак, мы с Бриджит оттягивались в барах. Там мы иногда говорили на родном диалекте, но всегда как бы посмеиваясь над собой. И от души потешались над Люком и его друзьями, когда случалось их там встретить. Ни Бриджит, ни я вовсе не были злыми, но… вы бы поглядели на этих молодцов! Любой из них прекрасно смотрелся бы в составе какой-нибудь модной в начале семидесятых рок-группы. Они были из тех, кто играет на огромных стадионах, въезжает на «феррари» в бассейны, фотографируется с неизменно худющими блондинками.

Люк и остальные мальчики были примерно одного роста, около шести футов, и все как один обладали длинными волнистыми волосами. А у мужчин тогда считалось модным носить волосы одной длины, разделенные пробором посередине, и желательно, чтобы они были прямые и редкие. Обладатели густых, блестящих, волнистых волос не котировались.

Кто-нибудь из них то и дело радовал нас новой стрижкой. Это могло быть что-нибудь очень короткое, или с падающей на глаза челкой, или обесцвеченное перекисью. Если уж ежик – то это был всем ежикам ежик! А иногда они брились наголо и отпускали бачки, чуть ли не сходящиеся под подбородком. В общем, это могло быть все что угодно.

Одежду они носили такую же старомодную, как и стрижки. Хлопок, хлопок и еще раз хлопок, иногда с вкраплениями из кожи. Особый акцент делался на плотность облегания, которая позволяла безошибочно определить, кому из них делали обрезание, а кому нет.