Каникулы Рейчел

– А я? – тревожно поинтересовалась Чаки. – Надеюсь, ты изменишь мне имя?

– И мне, – подхватил ее Нейл.

– А я буду главным героем, ладно? – заявил Майк. – Тем парнем, которому достанется девчонка.

– А как насчет меня? – начал Кларенс.

– Прекратите! – взревела Джозефина. Умница! Ну-ка покажи ей, где раки зимуют!

Жаль, что Крис не видит. Ему не помешало бы посмотреть, какое упрямое и недалекое существо – эта Мисти. Хотя что-то я сомневалась, что Крису так уж интересно, какой у нее характер.

– Вы уже во второй раз в этом реабилитационном центре! – бушевала Джозефина. – Когда вы начнете принимать это всерьез? Господи боже мой, поймите наконец, что вы и вправду алкоголичка!

– Конечно, я алкоголичка, – спокойно ответила Мисти. – Я ведь писательница!

– Кем вы себя возомнили? – выплюнула Джозефина ей в лицо, – Эрнестом Хемингуэем?

Я просияла. Вот это класс! Потом Джозефина разнесла Мисти в клочки за ее кокетство.

– Вы намеренно и неприкрыто провоцируете большинство мужчин здесь, в центре. Я хотела бы понять, почему.

Мисти не шла на контакт, и Джозефина позволяла себе все больше и больше. Хороший выдался денек! Когда я уже собиралась выпорхнуть из комнаты, предвкушая большое чаепитие, Джозефина схватила меня за рукав. За какую-то секунду мое расслабленное, радостное настроение улетучилось, и меня парализовал ужас.

– Завтра, – сказала Джозефина.

«О, нет! – завопил мой мозг. Нет! Неужели завтра – день оглашения отзыва? Как же глупо с моей стороны было думать, что удастся этого избежать!»

– Завтра, – повторила Джозефина – Мне казалось, что надо предупредить вас…

Я едва удерживалась от слез.

– Чтобы вы успели морально подготовиться…

Мысли о самоубийстве раскрылись подобно нежным бутончикам ранней весной и подняли свои головки.

– Завтра придут ваши родители, как Значимые Заинтересованные Другие.

Мне потребовалось несколько секунд, чтобы переварить это. Я была так зациклена на Люке и всех тех ужасах, которые он мог написать обо мне, что некоторое время вообще не могла сообразить, кто это такие, родители. Родители? Разве у меня есть родители? Но какое они имеют отношение к Люку?

– А-а, да, хорошо, – сказала я Джозефине и отправилась в столовую, постепенно привыкая к тому, что она мне сказала.

«Ничего, – подумала я, – это не катастрофа, это не самое худшее, ведь они почти ничего обо мне не знают». И все же, я испугалась. Мне нужно было позвонить маме и папе и выяснить, что они собираются говорить.

Я обратилась к врачу-консультанту, маленькой и складной Барри Грант, которая то и дело мелькала среди пациентов. Когда я спросила ее, нельзя ли мне позвонить, она жалостливо протянула:

– Щас, тока… чай.

Она указала мне на чашку, что стояла у нее перед носом, и я ее поняла. Я ерзала и волновалась. Наконец она допила свой чай и повела меня в приемное отделение. Там я с удивлением увидела Майка. Он ошивался около стола барышни, напоминавшей шампанское.

Интересно, она для него кто: святая или шлюха?

– Такая красивая девушка как вы! – соловьем разливался Майк. – Да вы их всех в гробу видали…

«Шлюха!» – догадалась я.

– Эй! – окрысилась на него Барри. – Опять тут? Я вам задам!

Майк отскочил на несколько шагов.

– Ну, счастливо, увидимся, – поспешно попрощался он с девицей и юркнул за дверь.

– Держитесь-ка подальше от девушек! – прокричала Барри ему вслед. – А вы не приваживайте его! – рявкнула она на девицу. – Вы на работе и должны вести себя, как профессионал. – Ну, идите сюда! – грубовато крикнула она, чтобы и мне заодно дать понять, кто здесь хозяин. – Какой номер?

К телефону подошел папа.

– Ранчо Уолш, – ответил он.

– Привет, папа, – сказала я. – Ну, как спектакли? Запах гримерки, овации?

Я решила, что будет разумно сделать вид, что мы друзья. Может быть, они тогда хорошо со мной обойдутся завтра.

– Огромный успех, – ответил он. – А ты как?

– Ну, не то чтобы успех, и не то чтобы огромный… Что это я слышала, будто вы с мамой завтра будете здесь, у нас?

Я услышала, как отец судорожно вдохнул, как будто кто его душил.

– Я позову маму, – пискнул он, и трубка шмякнулась на стол.

Дальше пошли бесконечные перешептывания, видимо, папа вводил маму в курс дела, и каждый пытался все свалить на другого.

– Шепотом, шепотом, шепотом! – увещевала мама.

– Хорошо, шепотом, шепотом!

– Так давай же, это ваши, женские дела! Я по голосу слышала, что мама в панике.

– Что я ей скажу? – прошипела она отцу.

– Просто скажи правду, – прошипел в ответ папа.

– Сам скажи, – прошипела в ответ мама.

Тогда папа прошипел:

– Ты мать, это твое дело сказать…

Должно быть, папа наконец пригрозил маме урезать деньги на хозяйство, потому что она все-таки взяла трубку и слабым срывающимся голосом заявила:

– Ты знаешь, он замучил меня своей чертовой Оклахомой! А еще, ты не поверишь, знаешь, что он теперь заказывает мне на обед? Овсяные лепешки! К чаю! Я у него спрашиваю, что это такое. Он говорит, это ковбойская еда. А по-моему, это то, что можно найти на полу в птичьей клетке, если ее долго не чистить…