– Что случилось? – спросил ласковый голос. Это мог быть Майк. Это мог быть даже Крис.
– Не знаю, – всхлипнула я.
Я даже не сказала «извините», как всегда поступают люди, позволившие себе проявить эмоции на людях. У меня было острое чувство потери, невосполнимой утраты. Что-то ушло навсегда. Я точно не знала что, но это надрывало мне сердце.
Передо мной на столе появилась чашка чая, и от нежности и заботливости этого жеста мое горе усилилось в десять раз. Я громко всхлипнула.
– Может, плитку «Хобноб»? – прошептал кто-то, вероятно, Дон, мне на ухо.
– Нет.
– Господи, да она и вправду плоха, – пробормотал кто-то совсем рядом.
И эта реплика, слава богу, привела меня в себя.
– Кто это сказал? – вскинулась я.
Это был юный Барри. Я засмеялась сквозь слезы. Я плакала и смеялась, смеялась и плакала, и кто-то гладил меня по волосам (должно быть, Кларенс, который, конечно, не мог упустить такого случая), а кто-то постукивал меня по спине ладонью, сложенной чашечкой, как младенца, которому надо срыгнуть воздух.
– Пора на группу, – сказал чей-то голос. – Ты как, ничего?
Я кивнула. Оставаться одна я боялась.
– Ну, тогда… – и Чаки увлекла меня в нашу комнату, где применила весь свой арсенал, вроде «Бьюти Флэш» и «Восстановление за три минуты», чтобы привести в порядок мое лицо. Было нелегко, потому что каждое прикосновение ее нежных пальцев к моему лицу немедленно исторгало у меня новые слезы, которые смывали только что нанесенные дорогостоящие кремы.
В столовой, после занятий группы, Крис сразу же ринулся ко мне, чтобы проявить свое сочувствие. Я была благодарна Чаки и другим за то, что они без звука пропустили его. Значит, они понимали, что у нас с ним какие-то особые отношения. Он улыбнулся улыбкой, предназначенной только для меня, и приподнял брови, словно спрашивая: «Ну, как ты? Ничего?» По его полным сострадания голубым глазам я ясно прочитала, что интерес его ко мне не угас.
Он сел рядом, его бедро касалось моего. Потом взволнованно провел рукой по моей спине и плечу. Это было совсем не то, что его обычные торопливые прикосновения. У меня поднялись волоски сзади, на шее. Сердце часто забилось. Это был наш самый тесный контакт с тех пор, как он утирал мне слезы.
Мне ужасно захотелось положить голову ему на плечо. Но я сидела, напряженно выпрямившись, боясь потерять над собой власть. Ну, давай же, понукала я себя. Я даже немного вспотела.
У меня что-то всколыхнулось внизу живота, я прислонилась к Крису, и сразу ощутила чистый, свежий запах его рубашки. Он пахнет совсем не так, как Люк, лениво подумала я. Я ощутила острую и мгновенную боль потери, но сразу поняла, что Крис не менее привлекателен, чем Люк. Мы долго сидели молча, и его рука крепко обнимала меня. Я прикрыла глаза и на несколько мгновений позволила себе поверить, что нахожусь в идеальном мире, и мы с Крисом – любовники.
Все это напомнило мне те давние времена, тот невинный возраст, когда самое большее, что мог сделать парень, – это обнять тебя, ну, если повезет, то поцеловать. Итак, нежная, романтическая обстановка – в мрачном, навязанном мне Клойстерсе. Он оказался скорее трогательным, чем мрачным. Я слышала, как у Криса бьется сердце. Оно билось учащенно, как и мое.
Мимо, ухмыляясь, прошел Майк. За ним проследовала Мисти и, увидев нас с Крисом, посмотрела на меня с нескрываемой угрозой. Мне показалось, что у меня от ее взгляда кожа с лица облезла.
Смутившись, как будто меня застигли на месте преступления, я отпрянула от Криса. Лишенная его чистого, свежего, мужского запаха, его крепкого плеча и сильной руки, я почувствовала себя обездоленной. И возненавидела Мисти всеми фибрами души.
– Скажи мне, – обратился ко мне Крис, как будто не замечая злобных взглядов, – почему ты весь день была такая расстроенная?
– Джозефина на группе расспрашивала меня о моем детстве. Сама не знаю, почему я так расстроилась. Надеюсь, я не схожу с ума.
– Вовсе нет, – заверил меня Крис. – Это абсолютно нормально. Ты только подумай: ты годами подавляла свои эмоции наркотиками. Теперь, когда наркотиков нет, целые потоки горя и гнева хлынут наружу. Вот и все, – ласково заключил он.
Я страдальчески закатила глаза. Ничего не могла с собой поделать – привычка! Крис это заметил.
– Ах да, я и забыл, – засмеялся он, – у тебя ведь нет проблем с наркотиками!
Он поднялся и собрался уходить. «Не надо!» – едва не крикнула я.
– Странно только, – донесся до меня его голос, – что ты при этом ведешь себя, как человек, у которого они есть.
39
В этот вечер после ужина у нас была беседа. С нами часто проводили беседы. Кто-нибудь из консультантов доктора Биллингса. Обычно я пропускала все мимо ушей. В тот вечер я впервые прислушалась к тому, что говорили, потому что рада была отвлечься от захлестнувших меня горестных мыслей.
Беседа была о зубах, и проводила ее Барри Грант, шустрая, хорошенькая дамочка из Ливерпуля, которая всех называла «ребятки».
– Ну, ладна, ладна, – сказала она довольно грубым голосом, который как-то не вязался с ее обликом, – Тиха, тиха…