Каникулы с невидимкой

Я заглянул в короб – там было темно и тихо – и шепотом позвал Алешку.

Он не ответил.

Майский опустился рядом со мной на колени и тихонько постучал по железу гаечным ключом.

Никакой реакции.

И мы немного испугались.

– Может быть, он где-нибудь там на волю выбрался? – прошептал Майский.

– Или где-нибудь застрял, – прошептал я. – У вас еще фонарик есть?

– Нет, только один.

– Все равно, я пополз, – я не мог больше оставаться в неизвестности.

И нырнул в кошачий лаз.

Прислушался – тихо, только где-то наверху неразборчиво бубнят голоса. Осторожно пополз вперед и вскоре наткнулся на что-то мягкое. Пальто – догадался я. Протянул руку вперед и нащупал на этот раз что-то твердое. Алешкин сапог. Тут же – второй. И обе ноги в них.

Я подергал его за ногу. Нога вырвалась из моей руки и подтянулась куда-то вперед…

И тут я догадался, в чем дело!

И стал пятиться обратно в лабораторию, крепко ухватив край пальто.

Я вытащил безмятежно спящего Алешку из этой норы. От яркого света он проснулся, заморгал и сел.

– Что случилось? – спросил он, зевая. – Вставать пора?

Майский рассмеялся:

– Скорее наоборот.

Лешка ни капли не смутился от того, что уснул на посту.

– Они там ничего интересного не говорили. Баба Яга их ругала, а они огрызались. Вот и все. Теперь, Дим, твоя очередь.

– А фонарик где?

– В кармане пальто, – Алешка еще резвее зевнул, даже зубами щелкнул, и бухнулся на раскладушку.

Я сменил его на посту. И, надо признаться, история повторилась. Ничего интересного я не услышал, лежать в темноте было скучно. Но уютно. И я проснулся от того, что за ногу меня дергал очередной сменщик – Майский.

Но он уснуть в коробе не успел. Потому что обитатели теремка разошлись по своим комнатам спать, и подслушивать больше было некого.

В тот вечер мы так ничего интересного и не узнали.

А вот на следующий день мне повезло.

Едва я расправил под собой пальто и погасил фонарик, как послышался возбужденный голос Карлсона. Как я понял, он только что получил очень важное сообщение по телефону. И начал торопливо объяснять Карпухину.

Вот что я слышал:

«Карлсон: Сегодня вечером большой прием в Посольстве. Съедутся дипломаты на прекрасных машинах. Одна из них – белый „Линкольн“.

Карпухин: Класс! К ней запчасти дороже стоят, чем сама машина!

Карлсон: Сможешь угнать?

Карпухин: Я даже паровоз могу угнать.

Карлсон: Паровоз не надо. Куда я его дену? У меня и рельсов-то нет.

Карпухин: Когда там это сборище?

Карлсон: В восемь вечера.

Карпухин: В десять вечера буду здесь. На прекрасном длинном белом „Линкольне“».

Когда я это услышал, то сразу понял, что нам дается великолепный шанс надолго убрать Карпухина – знаменитого угонщика. Которого наш папочка никак не может задержать.

Но как ему сообщить? Вот в чем вопрос.

Я шустро выбрался из норы и рассказал своим сообщникам о готовящемся преступлении.

– Как нам бате сообщить? – спросил я.

– Был бы телефон, – грустно развел руками ученый.

– Или телеграф, – передразнил его Алешка.

Телефон был. Сотовый. У Карлсона. Но беда в том, что он все время носил его в чехле на поясе и ни на минуту не расставался с ним. Даже в туалет с собой брал…

– Стоп! – воскликнул я. – Придумал! Но все нужно будет сделать четко, ни на секунду не ошибиться.

И я рассказал о своей гениальной идее. В случае ее успешной реализации классный угонщик Карпухин ни в десять вечера, ни в одиннадцать, ни даже через год не приедет сюда на белом и длинном «Линкольне».

Глава XIII РЯДЫ ВРАГОВ РЕДЕЮТ

Наше демонстративное раскаяние и смирение сыграли свою роль. Днем нас выпустили из подвала и даже во двор – немного прогуляться. Правда, под присмотром Карпухина.

Насчет прогулок – это Лешкина заслуга. Он повертелся в холле возле зеркала и начал тяжело вздыхать, разглядывая свое отражение.

– Да… – бормотал он. – Не здорово… Даже узнать трудно…

– Чего ты там бубнишь? – наконец обратил на него внимание Карлсон.

– Похудел, – сказал Алешка, – осунулся. Товарный вид потерял.

– Чего-чего? – Карлсон вытаращил глаза и отложил калькулятор, на котором подсчитывал свои нечестные доходы.

– Увидит наш папа, какие мы бледные, и меньше вам денег заплатит. Или совсем не даст. – Алешка подождал, пока до Карлсона дойдет эта горькая мысль, и сделал вывод: – Нам обязательно гулять надо. Чтобы иметь цветущие щеки.

– Ребенок прав, – вмешалась Баба Яга, посмотрев на Алешку. – Он плохо выглядит. Я бы за такого и рубля не дала. Пусть гуляет. На собачьей цепи.

– Ну уж, мама, – вступился Карлсон, – вы уж, мама, совсем… Карпухин за ними присмотрит.

Баба Яга фыркнула и отправилась к себе, а мы в сопровождении Карпухина пошли в ангар за дровами.

Принесли по большой охапке, с грохотом сбросили их у камина и стали его растапливать.

Во всем этом красивом противном доме нам только камин нравился. Особенно, когда в нем дрова трещат. И пламя мечется. Оно какое-то живое – все время играет, меняет цвет, охватывает поленья. И когда долго смотришь на огонь, то становится теплее не только ногам, но и сердцу. Даже забываются все невзгоды и неприятности.