Каникулы строгого режима

Прекрасно знаю я и без гадания —
Решетки толстые мне суждены…
Опять по пятницам пойдут свидания
И слезы горькие моей родни.

Тачанка, все ночи, полные огня…

Тачанка, зачем сгубила ты меня…

Короче, не тачанка, а горячка. Белая-пребелая, если смотреть на номер с позиции судебной психиатрии. Либо шизофрения в обостренной стадии.

Красные всадники, естественно, победили. Точно к окончанию припева. Хор рассыпался, исполнители убежали за трибуну.

К счастью, зрители не были экспертами в области психиатрии. Грянули аплодисменты. Вышкин же не просто аплодировал, а кричал «браво» со слезами на глазах. Какой оригинальный замысел! Старую тюремную песню переложили на революционные слова! Как же он не додумался?! Блестяще, просто блестяще! Надо обязательно спросить у Кости, кто это придумал…

Остальные, в том числе и Зинаида Андреевна, вообще не обратили на текст никакого внимания. Главное, звучало ключевое слово «тачанка», которое вполне соответствовало тематике Гражданской войны.

Один из постановщиков номера, а конкретно – Виктор Сергеевич Сумароков, смог насладиться успехом шоу. Песня и последующий шквал аплодисментов долетели до душевых, за которыми притаился воспитатель. «Уф-ф, проканало…» Он лег на траву, перевернулся на спину, принялся рассматривать облака и незаметно вырубился под лучами ласкового таежного солнышка.

…Ему снилось море, на котором он никогда не был. Правда, оно было обнесено розовой колючей проволокой, но, тем не менее, это было настоящее, уходящее за горизонт, море. С пенными волнами, соленой водой, песчаным пляжем и белоснежными отелями вдоль береговой кромки. С чайками и пальмами. По морю плавали белоснежные яхты, в том числе и яхта номер шесть, за штурвалом которой стоял Арсений. Он пел песню про тачанку и махал рукой воспитателю, скучавшему на берегу. Мол, плывите сюда. Воспитатель нырнул и поплыл к яхте. Вода была теплой и прозрачной, как в бассейне. Иногда он погружался с головой, замечая пестрых веселых рыбок… Он плыл и плыл, но яхта почему-то не приближалась ни на метр. Вскоре он начал уставать. Арсений перестал улыбаться и принялся дразнить педагога, показывая ему смешные рожи. Педагог погрозил ему пальцем. Арсений повернулся, снял шорты и продемонстрировал щуплую задницу. «Ах ты, шкет! Ну, я тебе сейчас!..» Но неожиданно волны понесли Виктора Сергеевича назад, к берегу. Он повернул голову. На берегу вместо отелей чернели кирпичные стены зоновских бараков. Сил грести к яхте почти не осталось. Вдруг Виктор Сергеевич услышал плач. Детский плач, доносившийся с яхты. Наверное, это плакал раскаявшийся хулиган Арсений. Яхта почти скрылась из вида. Лишь маленькая точка белела на горизонте. И плач… Виктор Сергеевич из последних сил рванулся к яхте, но гигантская волна подхватила его и со всего размаха швырнула обратно на берег. Он летел с бешеной скоростью, пока не врезался в мрачную стену барака…

Воспитатель вздрогнул и проснулся. Потряс головой. Сердце стучало так, словно он действительно проплыл километра два против течения. С лица стекал горький пот. Тихо, тихо… Сны – это пустота. Шняга.

Солнце все так же улыбалось с небес, он все так же лежал в траве. Но что-то изменилось.

Плач. Детский плач. Он не приснился – он доносился из-за угла душевой. Виктор Сергеевич привстал и осторожно заглянул за угол.

На земле сидела Лиза, обняв свои худенькие ноги в протертых на коленках колготках. Большой белый бант на голове. Красные туфельки с сильно потрепанными хлястиками и сбитыми каблуками. Странно, что она в колготках. На улице жара… Видимо, стесняется худобы…

– Лиза, что случилось?

Девочка вздрогнула. Она быстро вытерла глаза и опустила их вниз, боясь, что воспитатель заметит красноту.

– Ой, Виктор Сергеевич… Ничего… Я тут просто… сидела. А почему вы не празднике?

– Хотел сполоснуться… Жарковато. Так что все-таки случилось? Тебя кто-то обидел?

– Нет… Ничего… – Она посмотрела в сторону плаца и снова заплакала.

– Тихо, тихо… Так не пойдет. Что это за потоп? Давай-ка, выкладывай.

Лиза вытерла глаза рукавом, шмыгнула носом.

– Она ведь обещала приехать… Почему ко всем приехали, а ко мне нет? Она же обещала…

– Мать? – догадался Виктор Сергеевич.

Девочка кивнула головой.

– Напилась, наверное, со своим новым… Это все из-за него. А эти еще дразнятся… – Она с недетской злостью посмотрела в сторону отряда. Видимо, речь шла о сокамерницах, тьфу ты, – соотрядницах.

Виктор Сергеевич не был сентиментальным и легкоранимым человеком, но сейчас, при виде этих худеньких коленок, этого праздничного банта, может быть, единственного предмета роскоши в ее бедном гардеробе, его авторитетное сердце сжалось от щемящей боли, словно в него загнали заточку и пару раз там провернули.

Девочка, которая увидела в нем доброго волшебника, тайком дарила ему цветы, сейчас в одиночестве плакала за душевой, вместо того чтобы веселиться вместе со всеми.