Горыныч отмахнулся хвостом и от вторичного приглашения пробудиться. Со стены снова рухнула штукатурка, и еще три плаката свалились на пол.
– Во недотепа попался! – возмутилась Уморушка не на шутку. – Удрал из Муромской Чащи, маханул аж в саму Москву, стал чьей-то добычей и – спит себе! Посапывает во все шесть ноздрей! А ну, вставай, соня-засоня!
Но и на третий раз Змей Горыныч не пожелал подниматься, а только постучал по полу хвостом, осыпая со стен последнюю штукатурку.
– Придется хором кричать, – предложила Маришка. – Поодиночке нам его не добудиться.
– Давай хором, – согласилась Уморушка, – Давно я хором не кричала.
И подружки что было сил крикнули:
– Го-ры-ныч!! Вста-вай!.. Го-ры-ныч! Вста-вай!..
Правый глаз левой головы Змея Горыныча лениво приоткрылся и посмотрел на источник шума.
– Батюшки: никак Уморушка!
– И Маришка! – показала Уморушка на подругу. – Не признал, что ли, Змеюшка?
– Со сна не угадал сразу… – виновато вымолвил Змей Горыныч. – Теперь вижу.
Он снял с табурета ведро с едой, смахнул крылом крошки, подвинул еще один табурет и пригласил девочек присесть.
– Как вы сюда ко мне залетели? – спросил он после того, как подружки разместилась на табуретках. – Признаться, не ожидал…
– Мы-то поездом залетели, а вот ты, Змеюшка, почему здесь на цепи сидишь? – Уморушка посмотрела на цепь и вздохнула: – Я бы ее мигом в прах рассеяла, да чародейной силы пока лишена.
– Цепочку я и сам порву, когда время придет, – сказал Горыныч в ответ. – А за доброе слово – спасибо.
Маришке не терпелось узнать, каким образом Змей Горыныч оказался в Москве, да еще в НИИЗЯ, и она спросила:
– Горыныч, а Горыныч, а почему вы тут сидите? Уж не пожаловал ли снова Опилкин в Чащу с какими-нибудь лесорубами или охотниками?
– Да нет, – ответил Змей Горыныч, сладко потягиваясь и звеня цепью. – Опилкин к нам теперь и глаз больше не кажет. Пошло ему ученье впрок!
И тут Горыныч вдруг вздохнул:
– От своих друзей я сбежал! Сам!
– Сам?! – удивилась Уморушка. – Почему?
– От шума отвык, от общества, – признался трехглавый отшельник. – А тут понаехала молодежь пещеру расчищать!.. Шум, гам, вой, пенье… Лешие, водяные – вся Чаща съехалась! Ну и не выдержал: взмахнул крыльями и улетел куда глаза глядят. Сел я где-то на полянку, вздремнул денек-другой. Просыпаюсь – а я уже тут… Профессора ходят температуру пасти измеряют, анализ дыма проводят… Люди хорошие, не обижают. Вот и решил я пока здесь подремать, а как пещеру очистят, я тут же цепь пополам – и в Чащу!
– Не обижают, значит, профессора? – переспросила деловито Уморушка. – Что ж, это хорошо. А то мы их… – Она вспомнила, что колдовать ей пока нельзя и, потупившись, смолкла.
– Не обижают, не обижают, – подтвердил Змей Горыныч. – На цыпочках передо мной все ходят, тишину соблюдают. А дыму для науки мне не жалко, пусть для опытов сколько хотят берут.
– А вы, уважаемый Горыныч, с профессором Дрозофилловым знакомы? – спросила Маришка, вспомнив о том, зачем она с Уморушкой сюда пожаловала.
– С Еремеем Птоломеичем? А как же! Сосед мой, его кабинет рядышком. – И Змей Горыныч вильнул хвостом в сторону освободившейся от штукатурки и плакатов стены. – Только сейчас я его что-то не слышу, наверное, профессор домой ушел.
– Вот те раз! – взмахнула руками Уморушка. – Теперь нам его дом искать придется!
Но Змей Горыныч успокоил ее, объяснив, что Еремей Птоломеич живет не за тридесять земель, а в этом же здании, только в другом подъезде.
– Квартира, кажется, номер сорок пять. Со сна я точно не запомнил!
– Спасибо, Горынушка, найдем, – поблагодарила Уморушка старого приятеля и поднялась с табуретки. – У нас к нему дело важное, пора идти.
– До свидания, Змей Горыныч! – попрощалась Маришка, тоже вставая. – Может быть, и увидимся еще!
– Какие наши годы – конечно, увидимся! Приезжай ко мне на новоселье, – пригласил Горыныч Маришку.
– Приеду, – пообещала Маришка и, взяв Уморушку за руку, направилась с подругой на поиски Дрозофиллова.
А Змей Горыныч, радостный и счастливый от того, что повидал земляков, снова смежил очи и опрокинулся в сладостный сон. Здесь, посреди Москвы, ему было тихо и спокойно, не то, что в Муромской Чаще в родной пещере.
Глава девятая,
в которой два профессора признаются в бессилии науки
Дрозофиллов был холостяк и жил в небольшой однокомнатной квартире в том же доме, где находился НИИЗЯ. Большого различия между его жилищем и его лабораторией не наблюдалось: стены комнаты были увешаны не картинами, а штриховыми изображениями змеев горынычей и драконов, оборотней и лихоманок, предметов ведовства и чародейства. На подоконнике стоял аквариум, на дне которого лежали какие-то катышки размером с грецкий орех, очень странные на вид. Еремей Птоломеич был убежден, что это яйца морского змея, страшного чудовища – погубителя многих кораблей. Из катышков вот уже третий год не вылуплялись ни один змееныш, но Дрозофиллов упорно менял воду в аквариуме и сыпал туда всякие питательные вещества.
– Ничего, – говорил он неверующим, – мы еще поглядим через годик-другой… Еще ахнете!