Каникулы в Чернолесье

— У меня тоже нет родителей, — сказал я. — Они умерли. Остались только дед и тетка. Да еще двоюродная сестра. В десятом классе.

Он постарался улыбнуться:

— Круто. Познакомишь?

Я не успел ответить. Над нашими головами захлопали крылья. Большая черная птица опустилась на корень прямо перед нами и разинула клюв, будто хотела что-то сказать.

— Это же Карл! — воскликнул я, обрадованный.

— Korrekt, — прокаркал ворон почему-то по-немецки.

— Здравствуй, Карл, — сказал Вик. Ворон взглянул на него строго. Похоже, их не нужно было знакомить.

— Мы ничего такого не делали, Карл, — сказал я на всякий случай. — Я… немножко упал… а он помог мне выбраться. Так и передай Герману. Понял?

Карл промолчал. Он еще раз посмотрел на нас внимательным круглым глазом, снялся и тяжело полетел в сторону дороги, ловко пробираясь между сосновыми стволами.

— Теперь все будет хорошо, — сказал я Вику. — Карл очень умный. Он деду дорогу покажет, дед за нами и приедет. У него же пикап-вездеход. Видел, наверно? Десять минут — и мы дома. А как доберемся, залезем в баню. Ты был в русской бане? Там надо хлестать друг друга вениками из веток. Это что-то удивительное.

Но Вик повел себя странно.

— Нет, — сказал он. — Давай в другой раз. Мне пора возвращаться в лагерь.

— Никуда ты не пойдешь, — сказал я. — Устроим вечеринку. Герман разрешит. А я еще ему расскажу про тебя… как ты меня вытащил… так он для тебя все сделает.

— Не надо, — сказал Вик. — Не надо ему об этом знать.

— Что за хрень? Ты его боишься?

Он усмехнулся.

— Я никого не боюсь. Но лучше не рассказывай ему ничего.

— Да что такого случится, Вик?

— Случится то, что он запрет тебя в доме. Будет следить за каждым шагом.

— Но ты же снова меня вытащишь? — сказал я.

Здесь Вик рассмеялся.

Когда вдали послышался шум мотора, он вскочил на ноги. Пожал мне руку. И исчез. Клянусь, в эту минуту мне стало так грустно, как уже давно не бывало.

Красный грузовичок свернул с дороги, ловко проскользнул между соснами и тормознул в десяти шагах от меня.

— Ну, что случилось? — спросил Герман, выбираясь из кабины. Он был бодр и весел, как всегда. Только взгляд был внимательный. Озабоченный.

— Пустяки, — сказал я.

— Пустяки — это хорошо. Ссадины, царапины — еще лучше. У меня с собой сыворотка от столбняка… Но ответь мне на главный вопрос, пожалуйста.

— На какой?

Дед принял самый суровый вид:

— Скажи, купил ли ты пиво в супермаркете?

Герман «Хватит ли у нас пороху?»

Внук мирно спал у себя на чердаке. Ничего он себе не переломал, даже фельдшера не пришлось вызывать. Был он частично перевязан, облеплен пластырями и слегка наказан за самокат (обошлось без порки). И то сказать, ищи теперь обломки по всему оврагу. Ладно, решил Герман. Это подождет до завтра.

Ближе к ночи вдруг заехали полицейские со станции — Михалок и Сапегин. Постояли, поговорили. Оказывается, продавец в деревне попросил их проверить, добрался ли Серега до дому со своей дорогой покупкой. «Как бы чего не вышло», — сказал продавец. Вот они и заглянули к Герману после конца смены.

Герман угостил их пивом. И заверил, что все в полном порядке.

Но кое-что было не так. И это Германа беспокоило.

В полночь Герман сидел за столом, и на душе у него было тяжело. Тускло светила старомодная желтая лампа. Ворон Карл, стуча когтями, расхаживал между кружек, и вид у него тоже был озабоченный.

— Я не уверен, — сказал ему Герман. — Я весь в сомнениях, Карл. Парень еще не готов.

Карл не отвечал.

— У него ветер в голове, — сказал Герман. — А теперь еще и легкое сотрясение там же. Разве я был таким? А, Карл? Хорошо, ты не помнишь. Ты сам тогда был дурак и ветрогон.

Карл глянул на него веселым черным глазом.

— Впрочем, он молчал, — сказал Герман. — Не жаловался. Ногу сам себе перевязал, да еще таким крепким узлом. А ведь городской. И где только научился? Неужели в скаутском лагере?

Ворон энергично повертел головой, всем видом показывая, что уж он-то никак не может этого знать.

— Что-то ты темнишь, старый хитрец, — усмехнулся Герман. — Что-то ты недоговариваешь. Ну да бог с тобой.

Он тяжело поднялся. Раскрыл окно. Отсыревшая рама подалась не сразу. Опершись на подоконник, поглядел в темноту.

Там, далеко, за изгородью, клубился туман.

— Волна снова поднимается, — сказал Герман. — Они чувствуют. Они его видели, Карл. Заметили. Они знают, кто он такой.

Ворон тоже смотрел в окно. Он нервно топорщил перья, будто уже озяб от сквозняка.

— Не волнуйся, — сказал Герман. — Они его не тронут. Уж я об этом позабочусь.

Громадная серая бабочка трепетала под потолком, на границе света и тени. Герман посмотрел на нее с неудовольствием.

— Пришибу зар-разу, — пообещал он.

Но вместо мухобойки взял со стола мобильную рацию «Моторола». Нажал кнопку. Рация зашипела и заскрипела негромко.

— Знаю, ты здесь, Гройль, — сказал он в микрофон. — Это я говорю, лесник Герман Волков. Смотритель Чернолесья. И вот что я скажу тебе. Если хоть один волосок упадет с головы моего внука, тебе несдобровать.

Рация на мгновение перестала шипеть. Карл склонил голову, прислушиваясь. А Герман продолжал медленно и отчетливо: