— Вы работали у «Гэлбрайта, Гэлбрайта и Симмингтона», не так ли? — спросил я.
— Да. Да, конечно. Но я решила, что лучше уйти оттуда. Здесь вполне хорошее место, хотя и меньше платят. Но есть вещи, которые не измерить деньгами, вам не кажется?
— Несомненно, — подтвердил я.
— Эти жуткие письма, — произнесла мисс Гинч свистящим шепотом. — Я получила одно такое. Обо мне и мистере Симмингтоне. О, это было ужасно, там говорились такие
— Да-да, это очень неприятно.
— Они поблагодарили меня и сказали, что я поступила правильно. Но я подумала потом: раз уж люди говорят такое — а ясно, они
Я был более чем смущен.
— О, конечно, конечно, нет…
— Но люди так несправедливы! Да, увы, так несправедливы!
Я, несколько нервно пытаясь обойти мисс Гинч, тем не менее успел взглянуть в ее глаза и сделал при этом весьма неприятное открытие. Мисс Гинч искренне наслаждалась собой. Однажды в этот день я уже встретился с человеком, который получал удовольствие от анонимных писем. Но энтузиазм инспектора Грэйвса был профессиональным. А наслаждение мисс Гинч показалось мне просто подозрительным и внушающим отвращение.
Странная мысль мелькнула у меня:
Вернувшись домой, я обнаружил там миссис Дан-Кэлтроп, беседующую с Джоанной. Мне подумалось, что супруга викария выглядит бледной и больной.
— Это было для меня ужасным потрясением, мистер Бартон, — сказала она. — Бедняжка, бедняжка!
— Да, — сказал я. — Это ужасно — думать, что человека довели до того, что он лишил себя жизни.
— О, вы имеете в виду миссис Симмингтон?
— А разве вы не о ней?
Миссис Дан-Кэлтроп покачала головой.
— Конечно, кто-то в этом виноват, но это должно было произойти во всяком случае, не так ли?
— Должно было произойти? — произнесла Джоанна сухо.
Миссис Дан-Кэлтроп повернулась к ней:
— О, я думаю так, дорогая. Если вы считаете самоубийство способом избежать хлопот, то становится не особенно важно, что именно вы считаете хлопотами. И при любой серьезной неприятности, столкнись миссис Симмингтон с ней лицом к лицу, она сделала бы то же самое. И все, что тут можно утверждать, — что она была женщиной, склонной к такому поступку. Никто не мог бы этого предположить. Она всегда казалась мне эгоистичной до глупости, с твердой линией в жизни. Нет повода к беспокойству, могли бы вы подумать, — но я начинаю понимать, как мало я в действительности знаю о каждом.
— Мне любопытно, о ком же вы сказали «бедняжка», — заметил я.
Она уставилась на меня.
— Разумеется, о той женщине, которая пишет письма.
— Не думаю, — холодно сказал я, — чтобы я стал за нее переживать.
Миссис Дан-Кэлтроп наклонилась вперед, положила руку мне на колено.
— Но неужели вы действительно… неужели вы не
Она встала, собираясь уходить.
Я не мог согласиться с ней. Я ни в коем случае не испытывал сочувствия к сочинителю анонимных писем. Но я спросил с любопытством:
— А вы не догадываетесь, кто эта женщина?
Миссис Дан-Кэлтроп перевела на меня взгляд — в ее чудесных глазах отражалось замешательство.
— Ну, я могу предположить, — сказала она. — Но ведь я могу и ошибиться, не так ли?
Она быстро вышла наружу и, внезапно повернув ко мне лицо, спросила:
— Можете вы ответить, почему вы до сих пор не женаты, мистер Бартон?
В любом другом случае подобный вопрос показался бы дерзким, но когда вы говорили с миссис Дан-Кэлтроп, у вас возникало ощущение, что данная мысль внезапно пришла ей в голову и что она действительно хочет знать — почему?
— Да позволительно мне будет сказать, — ответил я, иронизируя, — что до сих пор не довелось встретить правильную женщину!
— Вы можете так сказать, — откликнулась миссис Дан-Кэлтроп. — Но вряд ли это будет очень удачный ответ, потому что слишком многие женятся на откровенно неправильных женщинах.
После этого она уже и в самом деле ушла.
Джоанна сказала:
— Знаешь, я действительно думаю, что она сумасшедшая. Но она мне нравится. Здесь, в деревне, люди ее боятся.
— И я боюсь, немножко.
— Потому что ты никогда не знаешь, что она скажет в следующее мгновение.
— Да. А с какой великолепной небрежностью она сообщила о своих догадках!