Остаток ночи Максим провел, лихорадочно просматривая статьи википедии и сайты, посвященные достопримечательностям Петербурга: десять самых необычных мостов города, пять дворцов, работающих в летний период, пять самых красивых видов вечернего Петербурга, нетипичный Питер, куда пойти в Петербурге с девушкой и далее и далее…
Дамблдор, видя хозяина бодрствующим в столь ранний час, радостно носился из комнаты в коридор и обратно, предлагая немедленно отправиться на прогулку. Даже поводок в зубах принес. Уронив сонного Максима на пол, придавил всей своей немаленькой тушей для верности и хорошенько обслюнявил.
Горячую воду все еще не дали. Пришлось искать кастрюлю, чтобы помыть голову.
Все шло не так, как представляла себе Полина. Новый знакомый Андрей то угрюмо молчал, то начинал нервно бубнить себе под нос не смешные и плоские, как равнины Питера, остроты. Она уже жалела, что попросила Андрея составить ей компанию.
Целый день они мотались по центру Питера, и ее новый знакомый неуклонно тянул ее в самые туристические, самые забитые народом места того открыточного Петербурга, который был Полине совершенно неинтересен. Но она все никак не находила в себе силы ему в этом сознаться. Видно было, что он очень старается.
Они ходили, потом садились, потом снова вставали и снова шли, пока не уставали, и садились снова. От влажного жаркого воздуха у Полины смешно завивались стянутые в тугой хвост волосы. Медный всадник не произвел на нее никакого впечатления, и информация о том, что глыбу для постамента, именуемую гром-камнем, цельным куском полгода тащили из самой Лахты, так и не была озвучена.
Набравшись сил, Максим попытался заинтересовать Полину тем, что вот они, кажется, стоят себе посреди небольшого парка на набережной, а на самом деле это никакой не парк, а Сенатская площадь, про которую Пушкин писал, и именно здесь все уважающие себя горожане стремятся сфотографироваться во время свадьбы. Но Полина тоскливо смотрела куда-то вдаль, на противоположную сторону Невы, и пропустила Максимовы излияния мимо ушей.
«Надо срочно купить поесть, она, наверное, голодная», – подумал Максим.
А Полине первым делом хотелось осмотреть – и не просто осмотреть, а изучить вдоль и поперек! – весь Васильевский остров. Найти окна бабушкиной квартиры, набережную, с которой кидался в реку поэт Таганов. Сборник стихов был у нее при себе, надежно покоился на дне рюкзака, но доставать его при Андрее она стеснялась.
Максим не понимал, что именно (помимо того, что он вообще изображал из себя Андрея) он делал не так, но ясно чувствовал по реакции Полины, что не так шло вообще все.
Когда Полина спросила, любит ли он стихи, он расстроился окончательно и – да гори оно огнем – яростно выпалил, что любит не то слово и вообще жить не может без поэзии.
Полина оживилась и обмолвилась как бы между прочим, что ей вынь да положь посмотреть Российский союз писателей. Максим понимал, что у писателей, как и у всех остальных, есть свой союз, но где он находится и чем там писатели занимаются, не имел даже приблизительного представления.
На всякий случай он заверил Полину, что союз такой конечно же есть, но находится он невообразимо далеко от их нынешнего места приземления – это была скамейка, – добраться туда до закрытия у них нет никакой возможности, и вообще сейчас час пик.
Пробки в Петербурге в сто раз ужасней пробок в Москве, уверял Полину Максим, поэтому он свою машину и не водит, а передвигается по городу как простые смертные, ножками.
Ввернуть в разговор хоть намек на то, что он никакой не Андрей, не было никакой возможности: Полина снова завела разговор на околоэкологическую тему. Про бережное отношение к природе, про то, как это важно и правильно, как ей нравится, что в Питере столько мусорок. Про то, что чисто там, где не сорят, и все такое прочее.
Она нервничала и мелко крошила купленную для нее Максимом ватрушку, отщипывая микроскопические кусочки и на автомате кидая их падким на выпечку голубям.
«Вы еще тут, проклятые», – кисло думал Максим, хмуро наблюдая за сбивающимися в стаю ненасытными голубями.
Даже такие тупые птицы, как голуби, и те понимают, что лучше держаться коллективно. А он взял и поссорился с Андреем, который уж точно нашел бы выход из этого безобразия.
Поэзия. Ну что он может сказать Полине про поэзию? Все познания Максима в этой области начинались и заканчивались школьной программой. Все, что он знал об экологии, было почерпнуто им все из той же обязательной школьной программы: озоновый слой испарился, начался парниковый эффект, и это, естественно, ничем хорошим кончиться не может. А, да, и пластиковые пакеты в почве по тысяче с лишним лет разлагаются.
Вот бы сюда Кешу, уж он бы поддержал беседу. Иннокентий учился с Максом в одном классе, его отец и мать были знаменитыми поэтами. Правда, он этого страшно стеснялся, а с Максимом не то чтобы особенно дружил.