Чуть позже всем педагогическим отрядом мы фоткались для пресс-центра и доски объявлений в корпусе и провели тестовый музчас. Опять же меня методисты заставили выучить несколько песен для музыкальных часов и разные кричалки, игры с залом, особые аплодисменты, которые считаются фишкой лагеря. Рая также усадила меня читать историю центра, чтобы проникнуться.
Вечером девочки получили листы со специальной формой регистрации ребенка на заезде, а нам, парням, сказали готовиться морально таскать много чемоданов от зоны регистрации к корпусу.
Вечерней тусовки, разумеется, нет, но чисто вожатыми «сотки», то есть четырех старших отрядов, мы решили заказать парочку пицц и посидеть на веранде. Я по большей части молчу, а ребята, которые тут уже не первый год работают, вспоминают забавные случаи с прошлых смен. Маша в этот раз не стала садиться рядом со мной, мы скучковались двумя группами вокруг стола, разделившись на девочек и мальчиков. Хотя, я уверен, будь Алина еще чуть наглее, она бы с радостью пересела ко мне под бок. Все ее сигналы я прекрасно вижу, таких девчонок вокруг меня всегда было пруд пруди, но я до сих пор не решил, хочу ли ввязываться конкретно в эту историю.
У меня всегда было много поклонниц. Когда-то давно мы с Филипповым поспорили, кто первым поцелуется с девочкой, и я тот спор выиграл. Думаю, я и в целом выигрываю у него по количеству целованных девушек, только какой толк в этом сравнении, если у Фила теперь одна-единственная любимая?
Допиваю остатки чая и смотрю на Машу, которая грызет сушки, словно пряча за этим волнение. Интересно, сильно она переживает по поводу того, что ей предстоит с таким балбесом работать? Как я понял, предыдущий ее напарник, который слился перед сменой, тоже был из числа неопытных, но к нему Маша хотя бы привыкнуть успела. А ко мне за полтора дня точно не привыкнешь.
Мы убираем за собой мусор и расходимся, моемся в общем душе из-за отсутствия душевой в вожатской и заваливаемся по кроватям.
Кажется, я успеваю моргнуть и на секунду забыться, как начинает орать будильник. К тому же, еще и чужой будильник. Это свинство, я вам скажу! Первые минуты две пытаюсь словиться и осознаться, где я и кто я. Ладно, допустим, я – Герман Шацкий, а вот где я – вопрос остается открытым, пока я не слышу ругню моих соседей по комнате.
- Виталя, мы все проспали! – орет на весь корпус Дима, которому достался третий или четвертый отряд. От перегруза новой информацией мой мозг вчера отказался воспринимать мелочи.
- Что? Уже заезд? – сонный Виталик тоже теряется во времени.
- Алло, смена сегодня начинается, – смеется Дима.
Если честно, он выглядит бодрее всех. Может, дать ему задачу по утрам будить весь корпус?
Вижу, что началось какое-то шевеление в комнате, но сам совершенно не хочу следовать примеру мальчиков. В итоге через пять минут моих попыток убежать от реальности в меня прилетает подушка.
- Герман Юрич, утро доброе! Детей кто воспитывать будет?
- Чьих?
- Твоих.
- У меня нет детей, – уверенно отвечаю.
- С сегодняшнего дня у нас у каждого примерно по двадцать пять детей. Сочувствую, ребята, мы теперь многодетные отцы, – говорит Федя, последний из нашей мини-компании.
О Боже. Может, меня все-таки кто-нибудь сейчас разбудит, и это все окажется лишь смешным сном? Не, прошлые два вечера нормально посидели, пообщались, под гитары спели. Лагерной темой я проникся. Позвонить папе что ли и сказать, что на этом и хватит?
- А где Герман? – тут я слышу в дверях голос Маши.
- Спит еще, – отвечает ей кто-то из пацанов.
- Передайте ему, чтобы живо отрывал свою пятую точку от постели, бежал в душ и приходил ко мне на регистрацию!
Свешиваюсь со своей «верхней полки», упираясь рукой в стену, и вижу Марью в дверном проеме. Она уже при параде: в форменной оранжевой футболке, джинсах и снова с платком, вплетенным на этот раз в густую косу. А еще я даже издали вижу ее глаза. Она накрасилась? Да, похоже на то. Первый раз за эти два дня нашего знакомства. Глаза ее мне сразу показались красивыми, лучистые такие, как у княжны Марьи, с которой я ее сравнил. А с макияжем и вовсе какой эффект производят!
- Ты что-то хотела мне передать? – свешиваюсь вниз еще сильнее и чуть не падаю, путаясь в одеяле. Вовремя ловлю равновесие, а вот одеяло падает на пол, оставляя меня в одних трусах.
Маша, тяжело вздохнув, отворачивается.
- Я не буду разговаривать с тобой, пока ты не оденешься.
Парни уже ржут над нами. Точнее, ржут они надо мной.
- Тогда я останусь голым и не выйду весь день.
- Герман, прекращай. Раиса Петровна уже ждет нас. Всех! – добавляет Марья, обращаясь ко всем парням сразу, а затем пулей вылетает из мужского крыла «сотки».
- Гер, ты, кажется, нашу фиалку смутил, – говорит мне Виталик. – Цветочек, видимо, еще никем не тронутый, – добавляет он, но я намеренно пропускаю эту пошлость мимо ушей. Хотя смущение моей училки я заметил сразу.
- Чего? Фиалку?
- Да прижилось как-то, Машка же с филфака. Вот мы еще в том году стали называть ее фиалочкой.