Каникулы вне закона

Тонг, ставя меня в походный строй, потребовал дать обещание, что я буду хранить молчание, каким путем и каким транспортом проделаю путешествие. Если гарантий моего молчания у него нет, то - зачем дурацкое обещание? Все-таки он сумасшедший, думал я. Тащится в мундире через чащобу.

Или валяет дурака?

Горные джунгли, где бы ни приходилось в них углубляться, в Лаосе, северном Вьетнаме, в Таиланде, на севере Камбоджи и тут, в Мьянме, одинаковы, мне кажется. Абсолютная, оглушающая тишина. Упругая и неподатливая чащоба из смеси сушняка, жилистых лиан, цепких сучьев, корявых деревьев, прелых коряг, гигантских лопухов и чего угодно, покрывающих каждый миллиметр ландшафта, который невозможно увидеть. Небо тоже не разглядеть. Вверху либо заросшая круча, либо обрыв, по которому сыпешься вниз и растительность смыкается над головой... В Лаосе однажды я попал в патруль на слонах, которые с холмов съезжали на заднице, проламывая просеки.

Местные говорят, что беззвучный и неподвижный лес полон жизни. Все, что способно защитить себя, а в горных джунглях на другое, кроме защиты, времени и не остается, втянуто в гонку за выживание. Животное, насекомое или растение, которое выбивается - отстает или обгоняет - из ритма неподвижности и тишины, немедленно съедается. Охранник, за которым я шел, подавал тому пример - жевал мелких кузнечиков, выпрыгивавших из-под ног. Отрывал голову и запихивал в рот...

Не требовался, однако, особо изощренный слух, чтобы через десяток километров от выставочной делянки Тонга, вскоре после первого перекура на марше, услышать отдаленные рыки тяжелого грузовика. Через двадцать минут похода вонь дизельного выхлопа ударила в нос. По засыпанной гравием грунтовке лесовозы тянули связки тиковых бревен, судя по компасу, который я припрятал, на юго-восток, в сторону таиландской границы. Тягачи работали на дороге, проложенной вдоль горных потоков, через ущелья и с немногими перевалами, её легко обнаружить с воздуха, но на карте, я помнил, она не существовала...

- Стой! - раздается команда по-английски.

Один придерживает за плечи, второй туго, в три слоя завязывает мне черным шарфом глаза. Получаю в руки узел от веревки, на которой меня повели теперь в поводу. Вонь солярки, гравий под ногами, вопль осла, запах навоза, скрип телеги, волна теплого воздуха от трактора и рокот его мотора... Подсаживают, я чувствую, в трехколесный автомобильчик.

- Отдохни часок-другой, - говорит Тонг.

Повязку разматываю сам. Комната, видимо, в бараке из бамбуковой дранки и досок, крыша шиферная, лежит на стропилах, пол цементный, в зазубринах и трещинах. Примечаю мелкую стреляную гильзу, закатившуюся под плинтус возле окна. Гильза пистолетная, потускнела, видно, убирают помещение не часто. Два топорных кресла возле такого же столика, на котором эмалированный поднос с красными карпами, выписанными по дну, дешевый термос и мутного стекла стакан. Цинковая плевательница. В углу подобие дощатого алькова с москитником и куском фанеры, прикрытом домотканым рядном, вместо матраса. Окно без стекол, только ставни с деревянными жалюзи.

Холодно, ветер гуляет из щелей между полом и стенками.

Сажусь в кресло, вытягиваю ноги.

Что дальше?

Если я второй забредший сюда по делам человек из России, то кто первый?

Набираю воздуха в грудь и ору:

- Та Бунпонг! Та Бунпонг!

Он отвечает из-за стенки:

- Здесь я, господин Бэз... Ящерицы?

- Можешь зайти ко мне?

Он садится во второе кресло после третьего приглашения.

- Вождь Тонг Ланг Ианг - сумасшедший?

Ящерица действительно выползает на потолок, рывками передвигаясь на растопыренных лапках-присосках.

- Тонг старый. Жизнь слишком быстро сделалось другой. Он чувствует, что время его доедает. Немного не в себе. Мундир и все такое... В восемьдесят завел очередную жену, говорит, что ребенок у неё от него... Старых людей мучат страхи. Из-за сексуальной немочи и боязни истратить деньги до наступления смерти... Почему вы спрашиваете?

- Он сказал, что до меня приезжал один русский. Тоже плетет?

- Это правда. Три месяца назад.

- Ты его водил сюда?

- Да, но только до Тонга. Адъютант князя встретил его и сопровождал.

- Кто-нибудь записывает имена визитеров?

Та Бунпонг никогда не смотрит в глаза. В горах считается невежливым пялиться друг на друга. Теперь смотрит.

- Господин Бэз, я и ваше имя не помню.

Молчим.

- Хочешь, попей, - говорю я, кивнув на термос.

Хмонг цедит желтоватый напиток с плавающими чаинками в стаканы.