Мобильный названивал и названивал, пока я пересекал вестибюль. Вызовы прекратились, когда я подошел к охраннику, который вежливо встал навстречу.
- С кем вы разговаривали? - спросил я.
- Это служебный разговор.
- Все-таки?
Он посмотрел мне в глаза. Выждал и сказал:
- Они уже приходили.
Снова выждал и добавил:
- Проверили пакет, который принесли урки. Их нет здесь сейчас, я не обманываю. Я имею в виду не урок...
Можно поверить. Я бы тоже не обманывал, если бы меня, как его, уволили из спецконторы за провал языкового экзамена. И он провалится в десятый раз, даже если станет доктором филологии. Дальше гостиничных дверей службы для него не будет теперь никогда. Во всяком случае, государевой. Присяга, которую он зачитывал давным-давно перед строем товарищей, уже тогда не имела значения. Заранее не имела... Не перед тем знаменем и не перед теми товарищами присягал, так вот получилось.
- Спасибо, друг, - сказал я. - Не хотите кофе? Я принесу...
- Не положено, - сказал охранник. И, опять после короткого молчания, добавил: - Я звонил старшему насчет дверей. В полночь запираем. Время наступило.
Вот и все.
Он хотел сказать: это не ловушка.
- Они говорили, когда придут снова?
- Нет, конечно...
- По вашему опыту, когда?
- Если ушли, может, и не скоро. Спокойной ночи. Ваш гость уйдет?
- Да, через несколько минут...
До кофе, наверное, мне не суждено было добраться. Над стойкой приема постояльцев моталась рука с поднятой телефонной трубкой.
- Мужчина! Шлайн! - кричала администраторша, невидимая за высоким прикрытием. - Идите сюда! Вам звонок... Мужчина! Шлайн!
- Вот он, этот Шлайн-мужчина, - сказал я, принимая трубку, в которой услышал голос Ляззат.
- Вы живы, слава Богу, - сказала она. - В "Стейк-хаузе" среди трупов вас не было, я уж не знала, что и думать. Мобильник попортило взрывом?
- Это несущественно... Усман убит, - сказал я. - Зарезали.
- Вы видели? - жестко спросила она, не удивившись новости.
Я молчал. А что ещё говорить?
- Не уходите из вестибюля... Нет, поднимайтесь к себе. Через полчаса буду. До встречи.
- Бежать за машиной, дядя Бэз? - спросил Матье, принесший к стойке администраторши мой кофе.
- Спасибо... Нет, теперь не бежать, спасибо за заботу, дружок.
- Тогда?
Пришлось пожать плечами. И спросить:
- Слышал про "Эльф"?
- А-а-а... Ты за этим сюда.
- Значит, слышал. Мне хотелось бы сканировать подлинники всего, что можно найти и заполучить по делу концерна. У меня имелся контакт, но его оборвали. Разнесли в клочки... В ресторане "Стейк-хауз".
- Вот отчего в таком виде! Дядя Бэз, сюда с кондачка не суются... Лучше бы уехать. Прямо сейчас. Если контакт оборвали таким образом, лучше сейчас... Будут и дальше прерывать контакты... э-э-э, пока ты шевелишься... Садимся в машину и в аэропорт. Или восемь часов едем машиной же до Чимкента, там тридцать километров - граница и потом Ташкент. Из Ташкента любой путь...
Мы вернулись на дерматиновый диванчик возле прилавка с машиной "Эспрессо". Я жестами показал кавказцу, чтобы сделал ещё двойной и отнес охраннику при дверях.
- Спасибо, крестник... Но все же, если я буду настаивать?
- Дядя Бэз, здесь это дорого стоит, - сказал Матье. - Может, и жизни.
- Ты не говоришь, что невозможно. Так ведь?
- Если за деньги, возможно. Как и в России, никакой разницы.
- Сколько же?
- Бартер.
- Бартер?
- Ты мне со своей стороны, я тебе - со своей. Мы здесь и мы вам, вы там и вы нам. Такая формула. И речь для меня идет о личном... о семье. Значит, и для тебя, дядя Бэз, о личном.
- Что значит - о личном?
Он пожал плечами.
Я понял. Тесть знает, в какие игры с Европой играет зять. И зять получил задание сыграть на этот раз не на передачу, а на прием информации. А тут и я со своим вопросом подоспел. Хотя и чистая случайность, внезапное совпадение, но Матье уверенно и без оглядки говорит о бартере. Для него, если что в разговоре и стало экспромтом, то лишь мое появление в Алматы со своим интересом. Не дело "Эльфа". К которому определенно причастен тесть Матье, а напрямую или опосредованно, видно станет...
Кажется, только меня все застают врасплох.
Отчего не застать и Шлайна врасплох? Пойти к документам своим путем, через Матье, у которого есть полномочия от тестя, и, стало быть, в неприятное положение крестник из-за меня не попадает? Возможно, удастся на этом пути ещё и избежать гнусностей, уготованных мне Ефимом и местной спецслужбой.
- Это упрощает дело, - сказал я. - До конца искренни и обмениваемся друг с другом всем, что знаем. Мы же родственники.
- Да, крестный, - сказал Матье. - Это верно. Завтра... После обеда в четыре я звоню. Не по мобильному. В номер. И встречаемся.
- Кто встречается? - спросил я.
На этот раз полномочий у Матье в запасе не оказалось.
- Встречаемся, и все, - ответил он неопределенно.
Определенности и не требовалось. Тесть и крестный. И поскольку по общему делу, оба теперь - "крестные отцы" своего зятя и своего крестника. Что бы сказал на это Рум?
- Матье, после обеда поздно, а если раньше, совсем рано? Я истекаю временем, как кровью, - сказал я.
- Дядя Бэз, если бы я был боссом...