К американскому детскому универмагу я вышел минута в минуту. Здание полыхало изнутри галогенными лампами среди затемнения прилегающих переулков и площади, обрамленной едва светившимися фонарями. Моя длинная тень легла на створки ворот, за которыми я одержал во дворике возле помойки первую блистательную победу в этой бывшей столице. И услышал приглушенный оклик:
— Фима!
— Пароль принят, — сказал я. — Даю отклик. Я за него!
— Господи, я бы от инфаркта скончалась, если бы пришлось ждать ещё два часа. Что у тебя общего с этим придурком Мотей?
Она меня тискала, не я её. Обхватила сзади в замок и даже приподняла. Я запустил руки под лисью шубку, ощущая грудью жесткий угловатый комок её ПСМ в кожаном кармане за подкладкой. Дошло до того, что я пропел как мог во вкусное, пахнувшее «Исии Мияки» ушко, которое слегка прикусил, все какие помнил слова из древней песни «Время проходит»:
Женщине нужен мужчина,
Мужчине — супруга…
— Я знаю мелодию, — сказала она. — Это из фильма «В сетях шпионажа».
— Кино называется «Касабланка» на самом-то деле…
— Это про нас.
— Лучше не нужно…
Теперь спела она:
Взгляд — только взгляд,
А поцелуй — поцелуй…
Мы потихоньку, не отстраняясь, вдвинулись в тень и дали себе волю.
Пошлость отчаянная, конечно. Но и за одним этим стоило сюда ехать.
— В гостиницу к тебе? — спросила она потом.
— Нет. У твоей службы есть в запасе явочная квартира в Алматы?
— Есть и не далеко.
— Ключи?
— У меня… Мы рядом с баром «Икс-Эль». Зайдем минут на десять? В память первой встречи. Ужасно романтично посидеть…
— Прижавшись? — спросил я.
— Прижавшись.
— Нет, — сказал я. — Давай прижмемся на явочной квартире. Там получится результативнее. А в баре — завтра. Прямо с утра. Во сколько «Икс-Эль» открывается?
— Да вон он… Пройдем мимо и посмотрим.
— Не пройдем и не посмотрим, — сказал я. — В двенадцать подойдет?
— Если проснемся, — сказала Ляззат.
— Мне с утра нужно в церковь.
— Возьми и меня.
— Возьму…
Мы прибавили шагу. Слева слабенько отмигали огни над входом в гостиницу «Алматы», справа потянулся знакомый забор вокруг заставленного строительной техникой Оперного театра. Неплотно составленные створки ворот расхлябанно раскачивались, стяжной трос то провисал, то натягивался. Не меняя темпа движения, пригнувшись и пригнув рукой Ляззат, я втянул её за ограду. Сторожевые прожекторы высвечивали сваленные у стены Оперы никем не тронутые железобетонные столбы. Оставив Ляззат, я перелез ко второму с краю, просунул руку в квадратное отверстие у основания и пошарил среди сплетения проводов. Китайского производства «ТТ», часы и бумажники, взятые у «сладкой парочки», лежали на месте. Часы и бумажники, распахнув пальто, я рассовал по карманам пиджака, а пистолет сунул за брючный ремень на спине.
Ляззат ничего не сказала.
Удивительно, но казах под навесом у винного магазина, напротив которого мы повернули вверх по переулку, по-прежнему торговал ночью велосипедами.
— Сумасшедший или сторож? — спросил я.
— Ни то, ни другое. Глаза и уши. Сам знаешь чьи.
— Государевы?
Переулок стал узкой аллейкой, мы пересекли трамвайные рельсы, миновали огромный дворец с псевдоклассическими колоннами и высвеченной прожектором надписью по фронтону «Академия наук», площадь, на которой сверкали под фонарями подмерзшие к ночи лужи от растаявшего снега, и оказались у массивной многоэтажки с мемориальными досками.
— Кто ты теперь? — сказала Ляззат, вдавливая кнопку звонка у дверей подъезда.
— Кто и был…
— Придумай себе имя.
Я не успел спросить зачем.
В просторных сенях охранник предупреждающе встал из-за цементной конторки. Мертвящий свет неоновой лампы высвечивал прыщики на серых щеках. Глаза скрывала тень козырька полицейского кепи. Парень подхватил цигейковую жакетку, соскользнувшую, когда вставал, с плеч, на которых были погоны сержанта.
— Квартира шестнадцать, — сказала Ляззат.
— Спасибо, — ответил парень. — Я вас помню.
— Этот человек пройдет со мной. Можно без регистрации? Я вас прошу.
Он слабо улыбнулся и сел, загасив неоновую лампу, за своей конторкой.
Кабина лифта была обклеена пластиком под мрамор, а на потолке вделанное в него зеркало определенно прикрывало вмонтированную видеокамеру. Охранник при желании мог запустить запись.
Едва мы вошли в квартиру, из глубины донесся скрипучий писк:
— Блюзик птичка! Блюзик прелестная птичка! Блюзик птичка…
И старый знакомец, некогда околевавший на краю мусорного контейнера, спикировал мне на темя и зарылся в волосах, едва я снял шляпу.
— Ты доволен? — спросила Ляззат.
Я догадался, куда меня привели.
— Где у тебя ванная комната?
— Возле спальни.
— Господи, — сказал я. — Может, ты постелишь мне на диване?
— Тебя смущает попрание супружеского ложа? С мужем мы здесь не ночевали. Эту квартиру он купил специально для своих встреч подальше от Астаны. Тут такие люди бывали…
Я тронул кресло. Судя по стилю, «бедермейер», реставрированный, правда, и неумело. Но все равно — целое состояние по нынешним временам.
— Кто же?
— Первый заместитель министра обороны… ещё министр финансов, корейский посол…