Каникулы вне закона

— Змея. Живой удав. Другой зацепки у меня нет. Это была, я уверен, единственная поставка в Алматы таких параметров рептилии потайными тропами из Бирмы, я думаю. Не исключаю варианты из Лаоса или Таиланда. Маршрут отработанный. Горные тропы или вертолет в Таджикистан, потом Узбекистан и затем мы, то есть сюда…

— Зачем живой удав?

— Абсолютное свидетельство абсолютной способности поставщика доставить любой сложности товар через любые политические, географические и прочие районы, какими бы неблагоприятными климатическими или политическими условими для товара они не отличались… После этого было заключено соглашение. Не на продажу товара, я имею в виду героин. На обеспечение дальнейшей его переправки в Сибирь, а оттуда в Европу… Кто знает, может и судами Северного морского пути. Кому придет в голову искать во льдах отраву из Бирмы или Лаоса или Таиланда… А там и в европейские порты подводными лодками-малютками. Строят же такие русские специалисты для подобных целей в Гватемале, кажется. Сообщения проходили по интерполовскому сайту… Путей много.

— В том числе через северный Китай в Казахстан? — сказал я.

Ибраев помолчал. Липучий тяжелый взгляд из-под век без складок уперся в мой подбородок. Он колебался. Секрет принадлежал не ему. Наконец, я услышал:

— Пока это спорное предположение.

— Оставим ваш ответ до моего возвращения, — предложил я.

— На то, как говорится, воля Аллаха, — откликнулся Ибраев. — Моя проблема состоит в том, чтобы выявить местного транспортника. По сути дела, диспетчера, который здесь, в Казахстане, составляет для наркодилеров, которых несколько десятков, график движения товара. Другими словами, разводит их караваны во времени… Иначе вспыхивают разборки. Скажем, как сейчас в Таджикистане и Узбекистане. Вдоль тамошних границ воюют за временые квоты на тропах… Все против всех. И на всех сторонах конфликта. Только за это…

— Спасибо, полковник, — сказал я. — Удав — почти достаточно. Сообщите ещё пароль.

— Пароль?

— Для отправителя удава. Имя получателя в Алматы.

— Вы его знаете.

— Кто? — спросил я.

— Тот самый, кто обещал вам документы, за которыми вы пожаловали к нам.

— О, Господи, — сказал я.

— Вот именно, — отозвался подполковник Бугенбай Ибраев. — Он достал вам их, потому что это будет означать мою отставку или что-то похуже. То есть конец моего расследования против него… Вообще прекращение дела.

— Можете не называть имя, подполковник. — сказал я. — Каким бы оно ни оказалось, человека я действительно знаю.

— Спасибо…

Мы неторопливо, без разговоров, допили фляжку. Я помог Ибраеву влезть в тесноватые рукава дубленки и у дверей сказал:

— До встречи, подполковник. Я постараюсь.

— Иншалла, — ответил Ибраев и мягко прикрыл за собой дверь.

Китайцы держат тебя за хвост, подумал я ему вослед. Ты работаешь, дружок, на них, именно. И поэтому слабо надеешься, что я вернусь живым, хотя в глубине души хотел бы надеяться на другое, на то, что я вообще исчезну. Потому что мой успех будет означать твое освобождение от китайцев, а это — слишком хорошо, чтобы быть правдой. От китайцев никто и никогда не освобождался без их позволения. Даже Марко Поло.

Я улегся в туалетной комнате на кафельный пол и поскородил под ванной ручкой для очистки унитаза.

Пакетик с пленкой, на которую я переснимал документы в квартире Жибекова, исчез.

Камера «ФЭД» в сумке слоновой кожи тоже не нашлась.

Конкурент, которого я ждал, объявился.

3

Кафе «Шале» оказалось цементной ямой, в которую вход обрывался крутой скользкой кафельной лестницей. Оштукатуренная стойка вздымалась под невысокий потолок, и два или три посетителя казались сидящими не за ней, а притулившись возле. Бармен обслуживал, перевешиваясь через прилавок и опуская подносик с выпивкой на узкие полки, вмурованные в стойку. Приняв заказ на «Сибирское светлое», потребовал платеж вперед и сунул банкноту не в ящик кассового аппарата, а брючный карман.

Два американца, по виду нефтяники, скучновато посматривали в мою сторону. Если бы я и захотел, что называется, зацепиться с ними языком от скуки, все равно не смог. В зальце, примыкавшем к стойке с угла, зычный голос в микрофон-караоке имитировал Зыкину, а его с переменным успехом перекрикивал мужской, нудно и гнусаво, словно с минарета, повторявший нараспев и ритмично: «Я хочу, чтоб вино наполняло бокал… Я хочу, чтоб вино наполняло…»

Откинувшись на стуле, я разглядел веселое застолье за уголом. Наемный тамада в дешевом смокинге — как раз он и вопил про желание насчет бокала. Даже в профиль по лицу тамады было видно, что он придуривается и усталое раздражение, еле сдерживаемое ради заработка, перекипает в душе. Он переключился на подобие рэпа: «Какое поистине прекрасное пение! Давайте наслаждаться… Какое прекрасное исполнение! Давайте поаплодируем имениннице…» Аплодировала его напарница, казашка в национальном наряде со множеством блесток и заостренном, наподобие кулька, колпаке с мантильей. Она вдруг закричала: «Тост будет говорить Василий Игнатьич!»