«Убийца или тот, кто захватил будущую жертву в плен, чтобы его соплеменники ее впоследствии съели, вернувшись с «охоты за черепами», сразу же отправляется в свою хижину, где остается около месяца, питаясь жареным «таро» и горячим молоком кокосового ореха. Жена будет находиться вместе с ним, но спать они весь этот период обязаны отдельно. Он пребывает в полной изоляции в своем доме, опасаясь «крови» убитого им человека, и по этой причине не принимает участие в праздничном пиршестве вместе со своими друзьями-воинами, которые поедают добытое им человеческое мясо. Если он нарушит запрет, то его «желудок наполнится кровью» и он быстро умрет.
Однако во всем этом есть одна тонкость, которая определенным образом связана с кровью. Воин в ужасе бежит не только от вида крови, но и от ее запаха, «испарений». В его представлении какие-то невидимые вещества, испаряющиеся из крови, повисают не только над всем тем местом, где идет каннибальский пир, но и пронизывают в той или иной степени тела всех тех, кто принимает в этом празднике участие, причем такое происходит даже после того, как все следы плоти уничтожены. Такие эманации, или «влияния», считались особо опасными для организатора, для того, кто доставил в деревню труп врага. Нужно было во что бы то ни стало избежать этого. Поэтому он находился в изоляции целый месяц. В результате главный «виновник торжества» не отваживался пить сок цитрусовых из тыкв тех соплеменников, которые принимали участие в празднике.
Брат убийцы тем временем обрабатывал череп жертвы, после чего водружал его на платформу перед хижиной. Он получал право на ношение на предплечье руки браслета, сделанного им самим из нижней челюсти «майи». (Враг, предназначенный для съедения в знак мести.) Он мог также носить его шейные позвонки на затылке на волосах, которые туземцы обычно отращивали как можно длиннее.
Убитых и съеденных людей, как мужчин, так и женщин, по другой причине, а не в отместку за гибель одного из членов их клана, называли «идайдага». Чужака, например, могли убить и съесть вообще без всяких на то причин, просто из-за желания вкусить любимой пищи. Тот, кто убивал чужака, должен был воздерживаться и не есть его плоть, следовать всем требованиям, выдвигаемым к убийце «майи».
Жертву, если ее брали живой, приволакивали к каменному кругу племени, где кололи копьями, стараясь не наносить ему смертельной раны, а потом поджаривали целиком и разрезали на куски, как обычно. Плоть несчастного раздавал всем присутствующим брат того, кто взял пленника. Все члены племени, достигшие половой зрелости, независимо от пола, могли принимать участие в пиршестве, хотя, судя по всему, женщинам далеко не всегда предоставлялась такая привилегия. Среди мужчин, вполне естественно, было мало воздержавшихся. Только глубокие старики, у которых давно выпали все зубы, были вынуждены отказать себе в этом удовольствии, вкус которого им запомнился с раннего детства. А когда мясо распределялось среди всех желающих, а его всегда не хватало, имена беззубых стариков даже не упоминались».