Каньон Холодных Сердец

Малхолланд-драйв ленивой змеей тянулся на много миль, однако Марко не требовалось уточнять, где именно его босс желает остановиться. Неподалеку от каньона Холодных Вод дорога забирала вверх, и сверху открывался великолепный обзор долины Сан-Фернандо. Днем обычно окрестности каньона были окутаны серо-коричневым смогом. Но ночью, особенно летней, вид был на редкость восхитительным: Бербэнк, Северный Голливуд и Пасадена, простиравшиеся до темной стены гор, утопали в море янтарного света. И если вглядеться в темноту, то можно было разглядеть мерцание огней самолетов, кружившихся перед посадкой над аэропортом Бербэнка, или вертолетов, что пролетали над светящимися белым сиянием городами.

Люди нередко приезжали сюда, чтобы полюбоваться раскинувшимся внизу видом. Но на этот раз, слава богу, никого не было. Когда Марко припарковал машину, Тодд вышел и направился в сторону обрыва, чтобы обозреть окрестности.

Марко тоже выбрался со своего места и принялся протирать ветровое стекло лимузина. Этот мужчина весьма крупных размеров, с бородатым лицом – точно медведь, недавно очнувшийся от зимней спячки, – носил в себе любопытный набор достоинств: некогда Марко был борцом и обладал черным поясом джиу-джитсу, ныне являлся первоклассным поваром (хотя вкус Тодда и не отличался излишней взыскательностью), кроме того, числился дважды разведенным отцом троих детей и чуть ли не наизусть знал всего Вагнера. Но самое главное, он был чрезвычайно предан Тодду и являлся его правой рукой. Марко Капуто был причастен ко всем сферам жизни своего босса Он нанимал и увольнял для него прислугу и садовников, приобретал и водил машины и, конечно же, выполнял все обязанности личного охранника.

– Дерьмовый фильм, да? – как бы между прочим заметил он.

– Даже хуже.

– Мне очень жаль.

– Ты-то тут при чем? Зря я за него взялся. Дрянной сценарий. А из дерьма конфетку не сделаешь.

– Не хочешь идти на вечеринку?

– Нет. Но должен. Обещал Вильгемине. И Джорджу.

– У тебя есть на нее виды?

– На Вильгемину? Пожалуй. Хотя пока с определенностью сказать не могу. Надо разобраться в своих чувствах. К тому же у нее есть приятель в Англии.

– Все англичане – страшные зануды.

– Это уж точно.

– Хочешь, я смотаюсь на вечеринку и привезу ее к тебе домой?

– А если она не захочет?

– О, прекрати. Когда это было, чтобы девица тебе отказывала?

Тодд ничего не сказал в ответ, вместо этого молча уставился на аллею огней. С долины потянуло благоуханием цветов и запахом китайской кухни. Санта Ана, жгучий ветер из Мохаве, дул ему в лицо. Чтобы насладиться прелестью мгновения, Пикетт закрыл глаза, но перед внутренним взором тут же возник образ его героя из фильма, с которого он сегодня сбежал. С минуту Тодд молча изучал себя со стороны, после чего произнес:

– Как же я устал!

Глава 2

Два из трех наиболее удачных фильмов Тодд Пикетт сделал под руководством продюсера Кивера Смозермана. Первый из них назывался «Стрелок». Эта картина, претендовавшая на высокую идею и сдобренная изрядной дозой тестостерона, не только принесла Смозерману большую славу, но всего за несколько недель превратила Тодда, тогда еще никому не известного парня из Огайо, в настоящую кинозвезду. Для фильмов Смозермана требовался не актерский талант, а образчик физических достоинств, при виде которых у зрителей захватывало бы дух. Тодд Пикетт оказался именно из такой породы людей. Когда бы он ни представал перед камерой – будь то в сцене с девушкой или на фоне военного самолета, – от него невозможно было отвести глаз. Камера придавала ему некое магическое очарование, а он, в свою очередь, оказывал колдовское действие на камеру.

В реальной жизни Тодд был привлекательным парнем, но не без изъянов: недостаточно высок, широкобедр и слегка кривоног. Однако на экране эти физические недостатки исчезали, и он становился воплощением мужского совершенства, с мужественной, как у истинного героя, формой скул, лучезарными глазами, чувственной и одновременно суровой линией рта. Его естественная красота соответствовала вкусам времени, и к концу первого лета, которое принесло Пикетту невероятную славу, образ его героя в белоснежной униформе, выгодно подчеркивавшей заманчивость ягодиц, оставил неизгладимый след в истории кинематографической иконографии.

Через несколько лет на кинонебосклоне взошли новые звезды, многие из них так же быстро, как и Тодд. Однако достойно воспринять неожиданно пришедшую к ним славу, как в свое время сделал Тодд Пикетт, сумели далеко не все. Он готовился к восхождению на Олимп чуть ли не с того дня, когда его мать, Патриция Донна Пикетт, впервые повезла его в кино в Цинциннати. Наблюдая за множеством мелькавших на экране лиц, он уже тогда подспудно ощущал (по крайней мере, так он заявил позже), что создан для этого мира и что если очень захочет и приложит старания, то примкнуть к параду кинозвезд для него будет лишь вопросом времени.