Каньон Холодных Сердец

Однако в этом городе разыгрывались отнюдь не только кинодрамы, приправленные изрядной долей секса или же псевдонаучной фантастики. Здесь работала величайшая в мире фабрика грез, поэтому каждый день автобусы и самолеты доставляли сюда новые партии юных мечтательниц и мечтателей, решивших попытать счастья. И каждый день повзрослевшие мечтатели, прослонявшиеся на задворках фабрики грез месяцы, а иногда и годы, с горечью понимали, что прихотливую славу они привлекают не больше, чем завзятого гурмана – суши недельной давности. Им не суждено быть обласканными этой разборчивой дамой, не суждено стать такими, как Мерил Стрип, Тодд Пикетт или Джим Кэрри. Впрочем, не исключено, что слава смилуется и изольет на них свою благосклонность, но подобное произойдет лишь в следующей жизни, а может, и несколько жизней спустя. Однако это обстоятельство служило пасынкам славы слабым утешением, и они не слишком горели желанием уехать домой и забыть об актерской карьере. Куда лучше было купить пистолет (именно так поступил этим утром некто Райан Тайлер, в действительности Норман Майлс), вернуться в свою однокомнатную квартирку и вышибить себе мозги. Помянутому самоубийце посчастливилось сыграть эпизодическую роль (и даже произнести несколько слов) в одном из фильмов сериала «Смертельное орркие»; Норман не замедлил сообщить всем жителям городка Стокгольм в штате Огайо, откуда он пожаловал в Голливуд, что начало великой карьере положено. Увы, при монтаже его эпизод вырезали, и по каким-то неведомым причинам пронзительный взгляд режиссера уже более не останавливался на незадачливом искателе счастья. В течение шести лет, миновавших после съемки незабвенного эпизода, Райану Тайлеру так и не удалось вновь попасть в волшебные лучи прожекторов. Пуля оказалась милосерднее упорно молчавшего телефона. Однако смерть несостоявшейся кинозвезды не стала громкой новостью.

Самоубийство, совершенное неким Родом Макклаудом, наделало куда больше шума, но лишь благодаря тому, что бедолага бросился с моста и вследствие этого происшествия возникла огромная автомобильная пробка. Покойный Макклауд некогда сподобился получить «Оскара»; четырнадцать лет назад он вместе с четырьмя другими продюсерами был удостоен вожделенной статуэтки. Так как награждаемых оказалось слишком много, Макклауд не успел прорваться к микрофону и вознести хвалу своей мамочке и Господу Богу; прежде чем его более шустрый коллега закончил рассыпаться в благодарностях, оркестр грянул бодрый мотивчик, служивший сигналом к уходу со сцены.

Около полудня стало известно еще об одном самоубийце. На этот раз счеты с жизнью свел человек, который в отличие от шестидесятилетнего Макклауда находился в самом начале жизненного пути. Два года назад Джастин Тау был назван самым преуспевающим продюсером в номинации до двадцати пяти лет (ему в ту пору исполнилось двадцать два); величайший из голливудских воротил, почти что божество, взял его под свое крыло и объявил достойным преемником. Этим утром Джастин Тау повесился в гараже своего брата. Во избежание кривотолков он оставил предсмертное письмо, выдержанное в четком и ясном стиле, которому его учил бывший босс. Там он сообщал, что не в силах преодолеть губительное пристрастие к героину, из-за которого он ощущает себя неполноценным человеком. Далее он раскаивался в собственных жестоких словах и бессердечных поступках. Он причинил немало обид людям, которых любил, признавал Тау, но виной всему были наркотики – именно они разрушили его жизнь, с которой он ныне расставался без всяких сожалений. На самоубийце были костюм стоимостью десять тысяч долларов, сшитый на заказ в Милане, и безумно дорогие итальянские ботинки. Решив умереть не так, как жил, то есть достойно и аккуратно, он не забыл надеть подгузник для взрослых.

Новость о самоубийстве Джастина распространилась с быстротой молнии, и несколько преуспевающих кинодеятелей в тот день остались дома, вспоминая о наркотическом кайфе, которому они предавались в обществе покойного, и размышляя, не пришло ли им время обратиться в клинику анонимного лечения наркомании. Но вскоре телефонные звонки вновь призвали их к жизни, и заботы суетного дня заглушили печальные мысли. Пара щепоток кокаина помогла им окончательно позабыть беднягу Джастина и приняться за дела. У них будет время погоревать о нем позднее, на похоронах.