Канонерка 658. Боевые операции малых кораблей Британии на Средиземноморье и Адриатике

Ровно в час ночи мирная тишина была нарушена. Слева по борту темноту перерезал трассирующий снаряд. Судя по всему, целили не в нас, а в идущую впереди 657-ю. Я еще никогда не видел летящих в мою сторону трассирующих боеприпасов. Признаюсь, зрелище было захватывающим. Он как-то лениво, вроде бы нехотя двигался все ближе и ближе, а потом, мерцая, пролетал мимо – мне даже показалось, что он нас обогнул. Позабыв обо всем, я смотрел на него во все глаза и даже разинув от изумления рот и очнулся только от рыка Корни:

– Боевая тревога! Рулевой – лево руля!

Пока я, еще не полностью пришедший в себя, пытался сообразить, что должен делать, и неуклюже сыграл тревогу, Корни уже установил пеленг, с которого велся огонь, лег на нужный курс и позвонил в машину, требуя все двигатели и полную скорость. Все происходило одновременно: на мостик выскакивали фигуры – Пик с шалыми глазами, вырванный из глубокого сна, за ним два артиллериста с «викерсов». В каждом расчете первые номера заняли свои места и ожидали новой информации. В нашем теперешнем положении – с танками, полными бензина, на палубе, которые не только делали нас более уязвимыми, но и сужали сектор обстрела палубных орудий, – перестрелка была для нас нежелательна. Я тупо пялился вперед. Огонь прекратился, а единственным свидетельством недавней атаки был разгоравшийся огонь на борту 657-й. Ее подбили! Я с ужасом подумал о хитросплетении соединительных труб между топливными баками и принялся молиться, чтобы они успели локализовать пожар достаточно быстро, чтобы он не перекинулся на горючее. Иначе, имея 8000 галлонов бензина на борту…

Мы могли только предположить, что атака была произведена всплывшей субмариной, поэтому, направляясь к месту ее возможного местонахождения, все напряженно вглядывались в темноту. Но ничего не было обнаружено. Вокруг была непроглядная тьма, в которой и растворился противник. Скорее всего, субмарина погрузилась. Корни описал широкий круг, и мы легли на прежний курс, хотя и не видели конвоя.

Итак, «Джордж», наш преследователь, выполнил свою задачу. Как тут не восхищаться профессионализмом штурманов, сумевших в темную ночь со столь высокой точностью выйти на наш конвой. Хорошо еще, подводники не стали развивать успех. Очевидно, их отпугнул ответный огонь, открытый 657-й из 0,5-дюймового пулемета почти сразу же. Вероятно, немцы делали ставку на внезапность и рассчитывали на полную безнаказанность.

Примерно через час, когда мы все еще догоняли конвой, на правом траверзе от него начали происходить странные вещи. В темноте были замечены лучи небольших прожекторов, шарящие вокруг. Но мы не заметили трассирующих снарядов, поэтому сделали вывод, что это вряд ли могла быть новая атака, и продолжили путь к своему месту в походном ордере. Мы проследовали мимо 663-й и 648-й, а потом с радостью заметили и 657-ю, которая как ни в чем не бывало продолжала путь.

На рассвете конвой был уже в полном составе, и мы запросили 657-ю, как там дела. Дуг Мейтленд не стал вдаваться в героические подробности, просто ответил, что теперь все в порядке, имеется несколько легкораненых, выгорел один бак с бензином и приобретен большой опыт в пожаротушении.

После этой ночи я проникся полным и безоговорочным доверием к Корни. В боевых условиях он нисколько не колебался, действовал быстро и эффективно. Его хладнокровие и решительность были в должной мере оценены всеми членами команды, что положительно сказалось на моральном духе людей. Погода оставалась отвратительной, наступивший день не принес никаких радостей – только прежние тяготы и неудобства. Чашечка горячего чая или какао наверняка показалась бы восхитительной небесной амброзией, но была так же недоступна, и никто не роптал.

Совершив очередной обход верхней палубы, я обнаружил все те же группы матросов, прячущиеся в защищенных от ветра местах, но теперь все были одеты в штормовки и были убеждены, что, проведя четверо суток в Атлантике на маленькой лодке, стали настоящими моряками. Они выглядели не в пример лучше и увереннее, чем в первый вечер в море.

К вечеру 5 мая произошла быстрая, но, тем не менее, оставшаяся почти незамеченной перемена погоды. Небо очистилось и впервые продемонстрировало нам свою чистую, незамутненную голубизну. Ветер стих, и море успокоилось. Разговоры уже велись больше о Гибралтаре и Средиземном море, чем о Бриксхеме и Милфорде. Настроение еще более улучшилось, когда поступил сигнал, что в 10.00 нам предстоит перемена курса. В течение последних трех суток мы двигались в южном направлении, теперь нам предстояло лечь на курс восток-юго-восток – это был последний этап нашего путешествия.