Канонир Кейд

В первый же день, к примеру, голод заставил их совершить набег на птичник небольшой перерабатывающей фабрики. Предприятие со всех сторон окружали поля, засеянные различными овощными и кормовыми культурами. Под прикрытием вымахавшей чуть ли не до пояса свекольной ботвы им удалось подползти вплотную к огораживающей птичий двор сетке из алюмосплава. По просторному двору без присмотра бродили жирные куры и индейки, и тут Кейд со стыдом обнаружил, что понятия не имеет, как поступать дальше. Раньше у него таких проблем не возникало. Если во время операции воин находил пищу, он просто забирал ее с собой либо отбирал у хозяев, когда тем случалось оказаться дома. Если же он ничего не находил, то пользовался добычей более удачливых братьев или оставался голодным. Здесь, однако, ситуация не укладывалась в привычные рамки. Пища была перед глазами — только руку протяни, — но взять ее обычным методом было бы самоубийством. На выручку пришел Фледвик с его полным сюрпризов поясом. Из кожаных складок предусмотрительный хитрец достал еще один инструмент, с помощью которого за несколько минут проделал в ограде порядочную дыру. В карманах у него обнаружилась горстка зерна, собранного за время предыдущих странствий по полям. Подбрасывая по нескольку зернышек зараз, он подманил к отверстию в сетке одну за другой четырех квохчущих кур. Как только очередная жертва оказывалась за оградой, следовало молниеносное движение — и кудахтанье обрывалось. Вскоре оба грабителя уже ползли обратно, и у каждого к поясу было прицеплено по паре крупных птиц со свернутыми шеями.

После этого случая Кейд целиком переложил фуражирские обязанности на плечи напарника, не забыв, однако, предупредить его, что братьям Ордена не дозволено вкушать мясного запаха до захода солнца, а также прозрачно намекнув, что ему, Кейду, не по душе грызть морковку, в то время как его спутник уписывает жареного цыпленка.

Лишь однажды за все пять дней им грозила опасность обнаружения. На второй день перехода, прячась близ одинокой бумажной фабрики, они заметили с дюжину стражников, развернувшихся в цепь и прочесывающих соседнее поле. Они делали это так неохотно и непрофессионально, что даже Фледвик, не говоря уже о самом Кейде, с легкостью проскользнул бы мимо любого из них незамеченным. Канонир подозревал, что его сообщник вообще обладает немалыми талантами в области искусства прятаться и маскироваться, — в противном случае его криминальная карьера оборвалась бы значительно раньше. В чем-то даже это было сродни высокому умению воина-разведчика, хотя всего три дня назад подобное сравнение показалось бы ему кощунственным.

Вечером того же дня Кейд поддался на уговоры экс-наставника научить его наконец пользоваться газовым пистолетом. Небрежно и с видимой неохотой, по-прежнему относясь к нему как к «неподобающему», канонир несколько раз разобрал и собрал оружие, пока ученик полностью не усвоил себе «картинку», так как число зарядов в магазине было весьма ограниченным. Фледвик тренировался целый день с увлеченностью ребенка, заполучившего новую игрушку. В глазах Кейда этого было более чем достаточно, чтобы освоить «пу-калку», но маленький мошенник так восторгался своими достижениями, что канониру пришлось слегка поумерить его пыл, поведав об отличиях этого оружия простолюдина от настоящего оружия, неразрывно связанного с тысячелетними традициями и комплексной символикой.

Выступая в роли учителя, Кейд непрерывно учился и сам. За какие-то пять дней общения с неунывающим и словоохотливым спутником он узнал об окружающем мире неизмеримо больше, чем за тринадцать лет пребывания в стенах Ордена. И хотя он знал, что не подобает ему обращать внимание на речи жулика, когда Фледвик начинал болтать о самых разных вещах, вроде своего завода, магазинов, покупок, посещения театра или ресторана, развлечений, музыки, радио, поездок за город, канонир весь обращался в слух. А если угрызения совести начинали донимать слишком сильно, оправдывался тем, что сам ни о чем не спрашивает, а запретить другому говорить не имеет права. По правде сказать, Кейд зачастую не понимал и половины высказанного Фледвиком. Помимо социального, их разделял еще и лингвистический барьер. Бывший наставник как будто говорил одновременно на двух языках. В нормальную человеческую речь то и дело вплетался цветистый бульварный жаргон, изобилующий массой неизвестных канониру слов, имеющих какие-то смутные анатомические корни. Впрочем, иногда некоторые из них попадались в контексте, и тогда их внезапно прояснившееся значение заставляло слушателя мучительно краснеть и поспешно отворачиваться.