Канонир

— Знаю, спасибо, что подождали с воротами.

Со стен загромыхали пушки. Взять с налёта крепость, ворвавшись в ворота, у шведов не получилось.

Я пустил коня шагом — пусть тоже передохнёт, всё‑таки я обязан этому тяжеловозу жизнью.

На улицах царила суета. К стенам спешили вооружённые псковичи, и я ехал, прижавшись к заборам, чтобы не мешать движению. С колоколен церквей звонили колокола, возвещая о нападении врага. Но весь город уже знал о приближающейся беде, да и как проспишь пушечную стрельбу?

Я подъехал к дому купца, ногой постучал в ворота. Маша открыла калитку, увидела меня, охнула, всплеснула руками и мигом распахнула ворота. Я доехал до крыльца, тяжело слез — почти свалился. Ослабел я что‑то от кровопотери, да и сил на схватку потратил много — чувствовал себя как выжатый лимон. Связку сабель бросил на крыльцо.

— Маша, сними с коня седло и — в конюшню, сабли в дом занеси.

Я прошёл в дом, с трудом сбросил тяжёлый ранец с пистолетами на пол. Грохот раздался сильный. С удивлением я увидел в ранце дыру от пули, а ведь я хорошо помнил, что надевал я его на себя целым. Неужели он закрыл меня от шведского свинца?

На шум упавшего ранца вышел Илья. Увидев мой окровавленный бок — повязка пропиталась кровью, он закричал:

— Дарья! Быстро сюда, инструменты лекарские неси, вино хлебное и холстины. Юрий ранен!

Дарья выбежала из комнаты, увидела меня и побледнела.

— Быстрее неси! — прикрикнул Илья.

Сам же посадил меня на лавку, стал снимать одежду. Я заскрипел зубами.

— Режь одежду — чего её беречь, всё равно от крови теперь не отмоешь.

— И вправду — чего же это я? Растерялся, прости.

Илья вытащил из ножен свой обеденный нож, вспорол на мне рубаху, расстегнул и снял пояс с ножами и саблей, отбросил в сторону. Я взглянул на рану. Кожа рассечена, мышцы под нею — тоже, но рёбра целы, до брюшины удар не достал. Ослаб швед после ранений, не хватило силы на большее, иначе я бы так и остался в лесу.

Рана болезненная, кровит сильно, однако не смертельная.

Я вымыл руки водой из кувшина, обильно сполоснул их самогонкой, обработал ею рану. Защипало.

Решил шить наживую — когда ещё опий подействует, да и голова мне нужна ясная, не задурманенная.

Я взял иголку с ниткой, прошил мышцы, перевязал сосуды, стянул шёлком кожу. Оглядел творение своих рук. Немного кривовато получилось, грубоватый будет потом рубец, но шить самому себя неудобно, вот если бы это была нога — тогда совсем другое дело.

С помощью Ильи я перевязался, обмыл руки.

— Ну а вы‑то как доехали?

— Раз дома, то добрались, успели стражу известить. Тебя ждали, беспокоились. Дарья всё места себе не находила. Говорит — надо было всем вместе в возке ехать. Я уж тоже себя корил, что бросили тебя одного в лесу, так сделанного не вернёшь. Ты выпрыгнул быстрее, чем я сообразил. Чем в лесу всё кончилось?

— Двое назад ускакали.

— А остальные?

— Вон их сабли и пистолеты, — я показал на ранец и кучу оружия. Сабли к этому моменту Маша уже внесла в комнату.

— Ты один их всех положил?

— Выходит — так.

— О господи! Пойдём, я тебя в комнату провожу. Маша, не стой столбом, постель Юрию разбери, потом покушать и попить принеси чего.

Маша сорвалась с места, помчалась по лестнице.

Я бы и сам дошёл до постели. Голова немного кружилась и была лёгкая слабость, а так — ещё ничего, держусь.

Однако Илья суетился вокруг меня, положил мою руку себе за шею и довёл до комнаты. Сам посадил на постель, стянул сапоги и штаны. Он ухаживал за мной как за ребёнком. По–моему, это доставляло ему удовольствие и какое‑то удовлетворение. Мне кажется, он так хотел вернуть мне долг.

Примчалась Маша, принесла на медном подносе хлеб, курицу, миску с кашей, кувшин с пивом и штоф вина. Я сидя немного поел и лёг в постель. Глаза сами закрылись, и я уснул…

Сколько я проспал — не знаю, но когда проснулся, в комнате было по–прежнему светло. У постели сидела Дарья и гладила мою руку.

— С добрым утром!

— Как утром? Я что, проспал вчера полдня и ночь?

— Конечно. Это хорошо, сон болящему силы даёт. Вот сейчас покушаем, и надо спать дальше.

— Спать не хочу — выспался. Мне бы в отхожее место, потом и покушать можно.

Я откинул одеяло и тут же прикрылся. Я был абсолютно гол — ещё вчера Илья стянул с меня штаны и исподнее. Вот чёрт, заголился перед Дарьей. Правда, она уже не девица, но всё равно неудобно.

Дарья деликатно вышла.

Я натянул подштанники и штаны. Рубахи в комнате не было, и я пошёл в туалет так — одетый по пояс. Правда, половина торса была под повязкой.

Я взглянул на неё. Немного сукровицы, но в целом — сухая. «Не буду перевязываться, — решил я, — пусть подсохнет немного».

После туалета я умылся и добрался до комнаты. Здесь уже собрались все.

— Кушай на здоровье, мы уже сыты.

Я поел под их взглядами. Было как‑то неловко.

— Ну что уставились на человека? — гаркнул Илья. — Видите — Юрий не отошёл ещё от ранения, потому и аппетит плохой. Видели бы, как он с рыбой управлялся на коптильне!