Каноны христианства в притчах

«Пришел Иоанн, не ест, не пьет; и говорят: в нем бес. Пришел Сын человеческий, ест и пьет; и говорят: вот человек, который любит есть и пить вино, друг мытарям и грешникам. И оправдана Премудрость делами ее».

Так Иисус разъезжал по Галилее как бы в непрерывном празднике, совершая путь на муле, – обычный способ передвижения на Востоке, весьма удобный и безопасный. Большие черные глаза мула, осененные длинными ресницами, сияли кротостью. Иной раз ученики устраивали учителю незатейливые торжества, на которых главным украшением были ковры, импровизированные из их одежд: ими они покрывали мула или устилали его путь. Когда Иисус заходил в какой-нибудь дом, радость и благословение входили с ним. Он останавливался в городах и больших селениях и всюду встречал радушное гостеприимство. На Востоке дом, где остановился чужеземец, становится тотчас местом публичным: сюда сходится вся деревня, сбегаются дети, слуги их гонят, а они все возвращаются. Иисус не выносил грубого обращения с этими наивными слушателями, он приближал их к себе и ласкал. Матери, ободренные этим, приносили своих грудных детей, чтобы он прикоснулся к ним. Женщины умащали волосы его маслами, ноги – благовониями. Ученики иногда прогоняли почитательниц, наскучивших им; но Иисус, любивший старинные обычаи и все исходившее от простоты сердца, спешил загладить зло, причиненное слишком ретивыми учениками. Он защищал тех, кто хотел почтить его. И дети и женщины обожали его. И один из упреков, чаще всего бросаемых Иисусу врагами, состоял в том, что он отрывает от семьи эти нежные существа, всегда склонные к соблазну.

Таким образом, нарождающаяся религия была во многих отношениях движением женщин и детей. Эти последние образовали вокруг него своего рода юную гвардию, превозносившую непорочную царственность своего учителя, и устраивали ему небольшие овации, которые доставляли ему большое удовольствие: они называли его «сыном Давидовым», кричали «Осанна!» и несли впереди него пальмовые ветви. Иисус, подобно Савонароле, смотрел на них, возможно, как на орудие благочестивых миссий. Ему было очень приятно видеть, как эти молодые апостолы, которые вовсе не компрометировали его, забегали вперед и давали ему имена, которые их учитель сам не смел себе присвоить. Иисус позволял им делать это и, когда его спрашивали, слышит ли он, что говорят они, отвечал уклончиво, что хвала из юных уст наиболее приятна Богу.

Он не упускал случая повторить, что дети – существа священные, что Царствие Божие принадлежит детям, что должно стать детьми, чтобы войти в него, что должно принимать его, как дитя, что Отец Небесный, скрывая свои тайны от мудрых, посвящает в них младенцев. Представление об учениках своих почти сливалось у него с представлением о детях. Однажды, когда среди учеников возгорелся один из частых споров о первенстве, Иисус привел дитя, поставил его среди них и сказал: «Вот первый из вас – тот, кто смирен, как этот младенец, будет старшим в Царстве Небесном».

И детство действительно водворилось на земле во всей силе своей божественной непосредственности, своего наивного выражения радости. Все верили, что с минуты на минуту солнце столь желанного Царства взойдет. Каждый видел себя уже в нем на троне, рядом с учителем. Уже разделяли между собою места и старались сосчитать оставшиеся дни. Это получило название «доброй вести»; иным именем учение и не называлось. Старое слово «рай» выражало мечтания всех: восхитительный сад, где продолжится прекрасная жизнь земная. Неизвестно, сколько времени продолжалось это опьянение. В период этого волшебного озарения никто не считал времени, как не считают его в грёзе. Время остановилось; неделя могла показаться вечностью. Но сколько бы ни продолжалась эта дивная грёза, она была столь прекрасной, что человечество жило ею и далее, и уловить слабый отблеск ее лучезарного света еще и теперь это утешение для человечества. Никогда грудь человека не вздымалась от такого наплыва восторженной радости. В этом усилии – самом мощном из всех усилий, которые человечество когда-либо делало, желая подняться вверх со своей планеты, – оно забыло на один момент свинцовую тяжесть, которая приковывает его к земле, забыло печали юдоли земной. Блажен тот, кто мог видеть собственными глазами эту эру Божественного расцвета и приобщиться – пусть на один только день – к этой несравненной иллюзии. Но еще блаженнее тот, сказал бы нам Иисус, кто, отрешившись от всяких иллюзий, воссоздаст в себе самом это лучезарное сияние и без тысячелетней грёзы, без химерического рая, без знамений Небесных сумеет снова создать в своем сердце истинное Царствие Божие правотой воли и поэзией души.

Посольство от Иоанна из тюрьмы к Иисусу. Смерть Иоанна. Отношение его школы к школе Иисуса