Кант

В отношении динамических антиномий Кант утверждает, что в их тезисах, а с другой стороны, в антитезисах налицо различные субъекты, скрывающиеся до их уточнения под общим для них термином «мир». Итак, Кант «разводит» тезисы и антитезисы в разные стороны: оба противоположные друг другу утверждения «могут быть истинными в различных отношениях» (11, т. 3, стр. 496) в том смысле, что относятся к разным мирам. Затем Кант предполагает регулятивную истинность тезисов третьей и четвертой антиномий для вещей в себе и признает истинность их антитезисов для явлений.

Конечно, оперирование неуточненным понятием «мир вообще» должно приводить к ошибкам, и Кант прав, предупреждая против этого. Верно и то, что в науках, а тем более в философии бывают псевдопроблемы, а уточнение различных смыслов терминов, входящих в состав проблем, полезно и необходимо. Но не псевдопроблемы делают погоду в научном и философском познании, а уточнения терминов далеко не всегда достаточно для разрешения подлинных проблем. Что касается операции, проделанной Кантом над динамическими антиномиями, то отчасти она напоминает гегелевскую диалектическую ситуацию; ведь оба суждения, фиксирующие стороны объективного диалектического противоречия, истинны! Но здесь по сути дела не непосредственно объективные противоречия, а лишь противоречия их познания, и «разведение» обоих суждений в «разные стороны» еще не означает диалектического синтеза (хотя иногда оно для разрешения проблем бывает необходимо). Впрочем, строго говоря, Кант не утверждает истинности всех четырех суждений, входящих в динамические антиномии: истинными оказываются у него иные суждения, возникающие из прежних в итоге известного нам преобразования, т. е. расчленения понятия «мир» на два разных понятия «мир явлений» и «мир вещей в себе». Что касается замысла «третьего» решения вообще, то он может быть согласован с подлинной диалектикой познания: ведь диалектический синтез и есть такое «третье» решение в принципе. Вспомним замечание Энгельса о том, что истиной в решении антиномии дискретности и непрерывности материи будет «ни то, ни другое» (4, стр. 560), а нечто третье. Но это «третье» не есть принятие существования двух кантовских миров.

Истолкование «синтеза» тезисов и антитезисов антиномий у Канта проникнуто априоризмом и агностическим дуализмом. Он отвергает возможность разрешения антиномий путем действительного синтезирования рационального ядра антитезисов и тезисов на более высоком познавательном уровне. Здесь Кант расходится с принципом подлинно положительного разрешения проблем. Этот принцип был намечен затем Фихте, Шеллингом и особенно Гегелем.

Для марксистов логически узкие и односторонние, а философски идеалистические схемы решения Кантом антиномий, конечно, не приемлемы. «Критический» Кант не развил плодотворных догадок своих ранних «Мыслей об истинной оценке живых сил» (1746), в которых имелась верная мысль о том, что для решения этой проблемы надо синтезировать то лучшее, что было у Лейбница и у Декарта (11, т. 1, стр. 81). Зрелый Кант только в двух-трех случаях несколько расширил набор возможных вариантов логической структуры антиномий. Так, антиномию практического разума о том, что чем определяется — добродетель счастьем или, наоборот, счастье добродетелью, он разрешает так, что тезис и антитезис становятся истинными без обращения к учению о двух мирах. Антиномии в учении о телеологии и искусстве похожи по строению на антиномии чистого разума. Антиномий в чувственном познании он не заметил. Великое учение о противоречиях познания волей его автора стало ограничивать область собственного действия в силу того, что Кант сосредоточил это учение вокруг дуализма веры и знания. Но интересы и склонности «до-критического» Канта помогли отчасти преодолеть эту узость его интересов.

Это выразилось в том, что «под» уже известным нам разрешением Кантом математических антиномий в смысле их уничтожения обрисовывается второе их решение. Следуя материалистическому естествознанию своего века, Кант склоняется к определенному признанию для области явлений правоты их антитезисов. В доказательстве 3-й теоремы второго раздела «Метафизических начал естествознания» (1786) есть рассуждение о том, что «материя стремится расшириться во все стороны за пределы занимаемого ею пространства» (11, т. 6, стр. 96), а в 4-й теореме того же раздела говорится, что «материя делима до бесконечности, и притом на части, каждая из которых в свою очередь есть материя». Так в космологическом споре между идеалистами и материалистами Кант признает правоту вторых, приближая тем самым математические антиномии по способу их разрешения к антиномиям динамическим. Недаром русский идеалист Вл. Соловьев гневно обвинял Канта в том, что он осуществил контрабандный провоз «догматического материала через критическую таможню» (37, стр. 336).