Канцелярия Кощея

— А ну, цыц, охальница! — рявкнула тётушка. — Повыражайся мне еще при царе-батюшке!

— Ух ты! — удивился я. — Ты и по-африкански говорить можешь?

— Суахили, батюшка, — поклонилась кикимора.

— Да ты слова-то выбирай! — снова заорала главбух. — Ты как царя обозвала, паршивка?! Сама ты суа… енто самое слово!

— Всё в порядке, Агриппина Падловна, — вмешался я. — Это язык такой, ну, как у нас французский или там английский.

— Язык у них, — проворчала успокаиваясь пожилая кикимора. — От я бы енти языки и пообрывала бы под корень…

— Ну, значит, договорились, — я поднялся. — Свиту еще надо, да хорошо бы негритянскую, поколоритнее. Ну, негров нам Калымдай организует — его бойцы запросто любую личину накинуть могут, а с национальными одеждой и оружием в процессе решим. — Я задрал кверху голову и заорал: — Калымда-а-ай!

Пять минут и бравый полковник уже вытянулся по стойке смирно в бухгалтерии.

Понимающе кивая и изредка хихикая, Калымдай выслушал поставленную перед ним задачу, кивнул: "сделаем" и открыл дверь, пропуская Тамарку вперед: — Мадмуазель…

Та важно вышла из кабинета, а Калымдай, подмигнув мне, шагнул вслед за ней. Тут же в коридоре раздался визг и звонкий шлепок. Что такое? Я выскочил из бухгалтерии и уставился на счастливую, потирающую попу Тамарку и не менее счастливого, потирающего щеку Калымдая.

— Калымдай! Я тебе что поручил? А ты чем занимаешься?! Марш работать!

— Виноват, господин генерал, — вытянулся он и снова подмигнул.

Совсем распустились тут.

— Вот покончу с Кощеевыми проблемами — возьмусь за них, — ворчал я, сворачивая из главного коридора в тронный зал. — Один самогонкой заливается, другой — девок щиплет… И всё на глазах у меня-батюшки! Будто мне не завидно…

Сильные руки подхватили меня и под шелест крыльев я был вознесён к потолку.

— Мсье Теодор, — горячо зашептали мне в ухо, — я по Кнутику соскучилась. Никаких сил нет, даже руки дрожат от любовной страсти, вот-вот разожмутся.

— Вот Кнута Гамсуновича своего и хватай, Маш, чего ты в меня вцепилась?

— А дайте тогда мне во временное пользование ваш Шмат-разум, а? Я быстренько туда и сюда. Поздороваюсь только с господином послом и сразу назад. Ну, хоть на три денёчка, а, мсье Теодор? — заканючила Маша.

— Максимилиана седлай и вперёд.

— Холодно же, мсье Теодор! Застужу себе всё женское, потом сами лечить будете.

— Маш, мне Шмат-разум самому нужен. Не дам.

— А давайте вместе тогда в Лукошкино вояж сделаем? Вы же наверняка по мадмуазель Варе соскучились, а она так вообще глазки свои томные прорыдала вас дожидаючись.

— Хотелось бы, конечно…

— Вот и аванти, мон шер!

— Летим, Маш в Канцелярию, а там видно будет.

Повизгивая на крутых поворотах, я болтался в крепких вампирских объятиях, а сам размышлял о том, что, действительно, а почему бы и не рвануть в Лукошкино? С Никитой на счет его бабки поговорю — может и правда нам поможет с магическим экраном? Ну и Варюшу повидаю…

В Канцелярии за столом горько рыдала Олёна.

— Что случилось? — кинулся я к ней, едва Маша поставила меня на пол.

— Ой, плохо мне, батюшка! — завыла она. — Ой, истосковалось сердечко моё-о-о!

— Всё-всё, — успокоила её Маша, — заканчиваем спектакль, я уже договорилась с Теодором — едем в Лукошкино!

— Ой, как здорово! — захлопала в ладоши Олёна, сияя совершенно сухими глазами.

— Бабы, — философски пожал плечами дед, уворачиваясь от просвистевшей у его уха миски. — А и правда, внучек, поехали? И сам-то, небось, по Варьке соскучилси, да и я пару слов Пелагеюшке пошептать хотел.

— У нас же дел полно! — возмутился я. — А работать кто будет? Вам бы только бездельничать, да развлекаться, а я всё на себе один тащу! Давай полушубок. И бесенят гони на кухню — пусть у Иван Палыча профитроли для Вари попросят, не с пустыми же руками отправляться, а она их любит даже кажется сильнее, чем меня.

Девушки кинулись меня расцеловывать, а я кинулся от них в ванную — приводить себя в порядок.

* * *

В Лукошкино было необычно. Я тут давно не был, а теперь с интересом оглядывался по сторонам. Вся Колокольная площадь, как и весь город, была засыпана толстым слоем пушистого снега. Легкий ветерок носил снежинки вокруг нас, стараясь запихнуть их за шиворот, а если не получалось, то обиженно бросал их пригоршнями в лицо. Снег был хаотично расчерчен утоптанными тропинками, совершенно не поддающимися никакой логике. Ну, когда тропинки тянутся параллельно друг другу, это понятно — двое рядом шли, а вот когда такие же тропинки на расстоянии метров трех-четырех друг от друга? По уже протоптанной нельзя было пройти? Пересекающиеся под самыми разными углами — тоже нормально, а вот та, например, начинающаяся с переулка и заканчивающаяся прямо посредине площади? Шёл-шёл и передумал? Назад по своим следам пошел или вознесся? А, ну их. Делать мне больше нечего, как логическое мышление лукошкинцев пытаться понять.

Девчонки наши моментально улизнули, а мы с дедом направились к высокому забору, за которым находились школа и терем моей Вари.

— Деда, ты, наверное, один иди, а я к участковому сбегаю и подойду попозже.

— А чавой-то ты у него забыл?