Я не согласился с ними по целому ряду вопросов, и ребята, поставленные в тупик моей аргументацией, стали бить мне морду. Я упал быстро, хотя и выпил до этого всего полторы бутылки водки. Ребята не стали меня больше трогать, что показалось мне очень странным — лежачего человека бить гораздо удобнее, чем стоячего. Один из подростков на прощание пнул мою хлипкую печень, а его товарищи пообещали, что в следующий раз непременно убьют, после чего они всей гурьбой вышли из кислого запаха нашей пивной на свежий весенний воздух.
Я не спешил подниматься — когда еще представится возможность полежать на полу под сочувственные взгляды, а не под презрительные усмешки брезгливых обывателей; мимо пролетали легкие фантики от конфет, трамвайные билеты, безответные любовные записки, под соседним столиком тяжело лежала старая, склизкая десятка. Все люди мне казались высокими и значительными, они сначала просто подходили, а потом зашушукались: милиция, скорая помощь, надо пульс проверить — проверяйте, только не делайте мне искусственное дыхание — у меня рвотные рефлексы обострены до предела.
— Колька, вставай, я же вижу, что очухался давно, сейчас омоновцев вызову, будешь знать!
Ох!… скучища-то какая.
Эта толстая дура может.
— Мань, сейчас полежу еще чуть-чуть и встану.
— Ну-ну, полежи, как бы потом жалеть не пришлось.
Ведьма! — никакого уважения к завсегдатаям. Я поднялся и отряхнулся. В моем кармане еще что-то бренчало, я засунул туда руку и все выгреб, затем, поиграв в пятнашки на своей ладони, с напряжением набрал нужную сумму и протянул Мане:
— Дай кружечку пива.
Мне не пришлось без удовольствия тянуть мутную кислятину, потому что мой рукав тряс и сам тоже трясся дядя Витя Домкрат.
— Коль, оставь полкружечки — умираю, а Коль?
— Я оставлю, но пиво-то — моча одна, если так хочешь, то бери всю.
— Спасибо, Коля, спасибо, ты сам-то глотни, глотни, а то неудобно.
Я не поддался на неискренние уговоры, запахнулся в выигранную в «очко» у отставного старлея бронетанковых войск шинель и вышел под закатные лучи красного солнышка. На красном солнышке я немного пораздумывал и после раздумывания подошел к троллейбусной остановке и стал месить весеннюю грязь вместе с другими беспокойными ожидающими. Троллейбус не подходил. Я, между массовыми синхронными вскидываниями голов при любом урчащем звуке, прочитал все объявления на столбах, отметил двух симпатичных женщин и одного собрата, бурно беседующего с пространством, после чего направился к лотку с книгами, вокруг которого роилась толпа и ничего не покупала.
Девушка, закутанная в шубейку не по росту, предлагала слабенькую, но в общем-то обычную обойму.
— Простите, у вас есть Хуэй-мэн?
— Нет.
— Что, и Лю Цзуньюаня с Лю Юйси нет?!
Девушка испугано и кротко покачала головой.
— Ну а Хань-Юй-то есть?
— Тоже нет.
— Ну вот.
Я отошел от прилавка и опять замесил грязь. Но, подумав, решил, что девушка хорошая и ей, наверно, скучно и не мешало бы ее развлечь. Я раздвинул две черные лохматые шубы и просунул между ними свою голову:
— Извините, еще можно узнать?
— Да, пожалуйста.
— Не могли бы вы выйти за меня замуж?
— Ой, да вы пьяный!
Две шубы бесцеремонно оттолкнули меня от проницательной девушки, я хотел одной из шуб обязательно заехать в челюсть, но тут как раз, покачивая двумя жердями, подкатил долгожданный троллейбус.
— Козлы, я перестреляю вас из пистолета товарища Стечкина! — крикнул я двум шубам и втиснулся в железное нутро моего электрического друга. Мы ехали долго, с многочисленными остановками, внутренними перестановками, легким переругиванием, но в тепле и тусклом желтом свете, которые в совокупности размягчают мозг, и алкоголь вызывает в нем потаенные желания.
Сначала у меня возникло потаенное желание проверить у всех билеты, потом возникло потаенное желание отнять у шофера руль и самому пообъявлять остановки, а потом я просто заснул, плюхнувшись на освободившееся место. На конечной остановке меня разбудили и вывели в сырую черноту, что меня не напугало, потому что здесь где-то проживала цель моей поездки — Светка Стружкина. Ну, где твой домик, моя Светочка-пипеточка?
На полуавтоматическом режиме я добрался до черной двери и желтой кнопки звонка.
— Здравствуй, родная.
— Здравствуй, родной. Ты сегодня тепленький?
— Разве я когда-нибудь был холодный? Мужчина не может быть холодным, холод — это свойство женщин.
Светка сняла мою шинель и предано посмотрела мне в глаза, я тоже хотел взглянуть на нее предано, но в моих глазах все рябило, даже и тогда, когда один из них я зажмуривал. Я поцеловал Светку между бровями, и, приобнявшись, мы пошли на кухню пить чай с обилием мучных изделий, вареньем в вазочках, маслом, сыром, колбасой.
— Что это у тебя на лице, ты подрался что ли?
— Зачем ты задаешь вопросы, будящие неприятные воспоминания?
— Да?
Светка зазывающе улыбнулась, положила свою влажную ладонь на мою руку и спросила:
— Ты сегодня в форме?