Канцлер

– Да, – вздохнул я. – Она самая. К сожалению. Работа неблагодарная, тяжелая, временами опасная и почти всегда – невыносимо скучная. Но, видимо, зачем-то все-таки нужная. Как вы сами однажды заметили – совершенно не обязательно быть могучим магом и вообще Одаренным, чтобы сделать… что-то полезное.

– Да, это верно. Что ж… – Дроздов шагнул вперед и протянул мне руку. – В таком случае – могу только пожелать вам удачи, Александр.

– Приятно было познакомиться. И надеюсь больше вас никогда не увидеть.

– Взаимно, друг мой, – рассмеялся Дроздов. – Такие, как мы с вами, не встречаются, когда в этом мире все в порядке.

Я крепко стиснул сухие стариковские пальцы, отпустил – и, развернувшись, зашагал к выходу из кабинета. Разговор закончился, и сказать нам обоим было уже нечего – и все-таки Дроздов окликнул меня – уже у самой двери.

– Александр! Могу ли я поинтересоваться? Для себя лично… Чем вы собираетесь заняться, когда вернетесь домой, в Петербург?

– Возьму отпуск, – буркнул я, не оборачиваясь. – Уж это я, полагаю, заслужил.

Эпилог

Я выбрался из такси – и едва не закашлялся от летевшего со всех сторон пуха одуванчиков. Лето пришло в Петербург раньше положенного – уже в конце мая, и принесло тепло, непривычно палящее солнце и запах горячего асфальта.

А заодно и меня – хоть я и собирался вернуться еще в апреле. Но, конечно же, не успел: очередным переговорам снова понадобился… председатель. И на этот раз я чувствовал себя то ли самым обычным посредником, то ли этаким свадебным генералом, то ли вообще совершенно лишним человеком – их величества Павел и Анна-Мария нашли общий язык куда быстрее, чем мы все ожидали.

Похоже, их каким-то странным образом сплотила общая обида – конечно же, на меня. Но если Хельга стала вести себя подчеркнуто-холодно, то Павел ничуть не изменил своего отношения. Лишь иногда в его взгляде проскальзывало что-то… такое. Не то, чтобы недоверие или злость, скорее — разочарование. Впрочем, если у его краснокожего величества и были какие-то подозрения, он предпочел оставить их при себе. Подписал указ и лично повесил мне на шею орден Андрея Первозванного – за заслуги перед отечеством.

Я вернулся домой полноправным канцлером – и заботы тут же дружно навалились со всех сторон. Не только политические дрязги, но и дела семейные: похороны деда, наследство, вассалы, банковские счета, акции – я несколько дней занимался только тем, что подписывал накопившиеся документы.

Черт бы их побрал. В какой-то момент даже идея бросить все и сбежать с чужим паспортом куда-нибудь в Америку перестала казаться такой уж безумной. И в конце концов я просто отменил все встречи на неделю вперед, вызвал по телефону такси, удрал из Елизаветино через калитку за усадьбой – и исчез. Для всех: даже Андрей Георгиевич и понятия не имел, куда я собираюсь ехать. Вот так разом и закончились мои дела.

Хотя нет – одно все-таки осталось. Самое важное.

Последние метров сто-двести я решил пройти пешком. Выбросить из головы лишние мысли, прогуляться и вдоволь, во всю грудь надышаться запахами дыма из труб, дешевого табака и пыли. И хотя бы ненадолго и понарошку почувствовать себя своим в рабочем квартале.

Старая кожаная куртка с чужого плеча еще прошлым летом болталась на мне мешком – а теперь пришлась как раз впору. За год я настолько раздался в плечах, что местные любители размять кулаки обходили меня стороной. Только косо поглядывали – особенно когда я свернул в сторону неприметной металлической двери на заднем дворе.

Мастерская встретила меня приятной прохладой, полумраком и тишиной – судя по всему, у рабочих сегодня был выходной, и хозяйка решила покрутить гайки в одиночестве. Я прокрался мимо раздевалок, потом через комнату отдыха – и вышел в ремонтный зал. Старался ступать тише – впрочем, вряд ли меня мог бы кто-то услышать.

Настасья пела. Что-то из модного, на английском – и даже почти без акцента, разве что изредка заменяя позабытые слова на мягкие ноты. И только подойдя поближе я услышал и музыку – она доносилась из салона автомобиля через раскрытые двери.

Чтобы разглядеть саму Настасью, мне пришлось обойти машину – и моим глазам тут же предстало уже позабытое, но оттого не менее приятное зрелище: ноги, обтянутые темной тканью джинс, кусочек голой поясницы между ремнем и клетчатой рубашкой… и все – Настасья забралась под капот чуть ли не целиком, нырнув туда, где конструкцией был предусмотрен двигатель.

Я подкрался, осторожно опустил ладони ей на бедра – и едва успел увернуться от рыжей макушки, летевший прямо мне в подбородок. Настасья визгнула, дернулась еще раз, вцепилась в мои руки… и затихла.

Узнала.

Черт знает как – она так и стояла ко мне спиной, да и почувствовать Дар уж точно не могла.