Канцлер

— Это я к слову Марию венецианскую вспомнил. Золотая была девица. Будь добр, кольми паче с добрымnote 29… Я думаю, знал бы старый князь, какова она, не был бы так строг.

— Что же ты тогда так радел за старого князя? — с негодованием воскликнул Никита.

— Не мне поступки их сиятельства обсуждать, — с достоинством ответил старый камердинер и тут же перешел на прежний тон. — Но ведь как милостива к вам судьба. Одну взяла, другую дала! Не сразу, правда. Десять лет годила. Дала вам ума набраться.

— Гаврила!

— Ну не буду, что глотку-то рвать? Искать ее надо, Никита Григорьевич. Сами-то они людей из темницы только в ссылку отпускают.

Никита опять пошел к принцессе Курляндской, что-то она знает, но молчит. Конечно, он ее не застал. У принцессы теперь была одна забота — всеми силами отвратить государыню от ненавистного Карла. А для этого надо всегда быть на виду. Сегодня потащилась на ужин к графу Разумовскому, хоть туда ее особенно и не приглашали.

Но фрейлины были в своих покоях. Прождав обер-гофмейстерину около часа, Никита пошел к Шмидтше, чтобы испросить позволения увидеть Верочку Олсуфьеву. Время было вечернее, поэтому свидание требовало не столько увещеваний и слов, сколько звонкой монеты.

Никита был щедр. Уважаемая матрона сама отвела князя в комнату фрейлины, шепнув фамильярно на ухо:

— Только не за полночь, — и исчезла.

— Мадемуазель, — начал Никита торжественно, — Верочка, голубушка, нет ли сведений о Мелитрисе?

Верочка отрицательно затрясла головой, дернула за шнур занавески, оттащила Никиту от зашторенного окна и даже зажженную свечу отнесла в глубь комнаты. После этого она нагнулась к самому уху Никиты и прошептала: «Есть».

— Боже мой, неужели! Не томите меня, рассказывайте, — голос Никиты пресекся.

Она мерила платье — Мелитрисино, лиловое с блондами. Платье на ней, то есть Верочке, замечательно сидит, поверьте, князь, замечательно, как влитое, но лиф тугой, а в талии просто не застегивается. Вы знаете, Мелитрису, образно говоря, можно протащить через игольное ушко— так худа… Естественно, Верочка решила его слегка расставить… подпорола немного здесь и здесь… А под пластинами из китового уса вложено вот это… она сейчас даст!

И Верочка, встав на колени, погрузилась по уши в содержимое своего сундука.

— Расскажите толком, Верочка, я не понял ничего! — взывал Никита. — Что там вложено?

— == Сейчас…

Борьба с содержимым сундука увенчалась успехом.

— Вот! — воровато оглянувшись, Верочка протянула Никите два плотно сложенных письма— на них ни подписи, ни адреса. — Я их читала, но ничего не поняла, — на большеротом лице Верочки появилось заговорщицкое выражение. — Я очень испугалась, хотела сжечь. А потом вспомнила про вас. Ведь Мелитриса тоже могла их сжечь, а она их спрятала. Я думаю— для вас. Вдруг эти письма помогут найти Мелитрису.

Никита пододвинул свечу, открыл первое письмо. Написано убористым, красивым ровным почерком. Неужели? Сколько лет прошло, а он отлично помнит, как писала она букву «f» и очень характерное «d». Второе письмо, очевидно, ответ, было написано по-русски: «Ваше высочество! Извините великодушно нескладность сего излияния, писано в великом тороплении перед битвою…»

Никита поднял глаза на притихшую Верочку. Видно, что-то страшное увидела она в этих глазах, потому что затараторила почти не таясь, в полный голос. Так кричат от ужаса.

— Только я ничего не видела и не слышала. Так и знайте! Будете на меня ссылаться, я ото всего отопрусь!

— Тише…

— … от всего, — испуганным шепотом повторила Верочка и всхлипнула.

— Мое имя вообще не упоминайте, пожалуйста. А платье это лиловое она мне еще раньше подарила.

— Конечно, платье останется у вас. А письма я заберу.

— Еще бы! Страсти какие!

Приехав домой, Никита закрылся в библиотеке и принялся за изучение писем. Как они попали к Мелитрисе? И какую роль играют в этом запутанном деле? Час спустя он мог ответить на второй из этих вопросов, Первое письмо было писано великой княгиней Екатериной Алексеевной: вежливое, но уверенное, если не сказать — категоричное, все, что она хотела сказать, она сказала без всяких иносказаний и шифра. С точки зрения нынешнего правления письмо могло называться только одним словом— измена. Второе письмо было ответом, мол, все понял, сделаю, как велено. Судя по осенним событиям, это письмо было от фельдмаршала Апраксина.

Теперь стало совершенно ясным, что Бернарди искал в вещах Мелитрисы. Конечно, эти письма. Искал и не нашел…

Но он-то хорош! Идиот! Опекун… Да ему нельзя доверить в опеку мышь под полом, корову на лугу! Бедная, перепуганная девочка… Если искали эти письма, то почему не нашли? — пробежала кромкой сознания мысль, но он тут же прогнал ее. Сейчас он не хотел размышлять, выдвигать предположения и сочинять гипотезы. Сейчас он хотел угрызаться совестью, сыпать соль на раны, и ругать себя площадными словами. Она ведь все ему написала. Она ждала его приезда, чтобы все рассказать, посоветоваться.