Канцлер

Все было так, как предсказывал Нарышкин. Коридор в покоях великого князя был пуст, дверь в столовую распахнута, хохот, пение, звуки скрипки, табачный дым.

— Когда вы будете возвращаться, — прошептал Левушка, весело сверкнув глазами в сторону Екатерины, — они уже будут все под столом.

Они вышли через дверь, ведущую во двор, караульного не было, более того, самого места, обустроенного под караул, не предусмотрели.

— Это дверь для прислуги, — пояснил Нарышкин, — для службы. Бежим?

И они побежали. О, какое это восхитительное чувство, мчаться сломя голову по пустым улицам, да еще в мужском костюме! Кто бы знал, как стесняют ее движения фижмы и полотняные нижние юбки, ты чувствуешь, что у тебя ноги в клетке, бедра в клетке, талия словно скована обручем, еще ошейник на шее — жемчуга, которые холодят кожу, затрудняя дыхание.

Фонари, чуть наполненные конопляным маслом, горели слабо, чадно, переменчивые тени деревьев, подталкиваемые ногами, стремительно убегали назад. «Сторони-и-ись!» — раздался голос форейтора на соседней улице. Прочеркнув наискось площадь, прогромыхала карета, и опять никого. Однако она устала… Тяжела, голубушка… так говорят русские, тяжела.

— Здесь, — сказал вдруг Левушка, и они остановились около небольшого особняка с черепичной крышей и широким подъездом, украшенном двумя спящими, довольно плохо исполненными, мраморными львами. Кажется, Екатерина уже бывала тут, четыре стройные березы на торце казались очень знакомыми, и эти львы… Впрочем, редкий дом в Петербурге, из приличных, конечно, не украшен спящими львами. Вид у особняка был сонным, подъезд темен, окна первого этажа тоже темны, и только мезонин светился мягким светом, словно в глубине комнаты стояла одинокая свеча, при которой хозяйка читала или предавалась мечтам.

Левушка потянул великую княгиню за руку, взбежал на крыльцо и толкнул ногой входную дверь. Екатерина на цыпочках вошла вслед за Нарышкиным, оба они очутились в совершеннейшей темноте, тихо было, как в могиле.

— Мы вот они! — вдруг весело и гулко сказал Левушка, и тут же пространство взорвалось музыкой и светом. Екатерина не могла понять, каким образом десять, а может и того больше, человек могли сохранить, соблюсти такую молчаливость. Сейчас музыканты пиликали по струнам, флейтисты дули что есть мочи, женщины смеялись, мужчины наливали вино, и бокалы музыкально звенели. Здесь были все, кого хотела видеть Екатерина: и Елагин, и Ададуров, и сестры Нарышкины, и Сенявина с Измайловой. А вот и он, сокол, свет очей, идет навстречу, голубой, под стать глазам, камзол, расшит серебром, и парик отливает серебром, алые губы дрожат, не дошел, с истинно польским изяществом упал на одно колено:

— Счастье приходит в дом, где слышен смех… Цитата казалось и не очень к месту, но произнесена была так страстно, что все захлопали. Это был чудный вечер. Хозяйка дома мнимая Вера Никитишна предложила Екатерине несколько платьев на выбор, но та предпочла остаться в мужском наряде и в танцах исполняла мужскую партию. Уже в конце менуэта Понятовский заставил ее танцевать за даму, и все немало забавлялись, глядя, как великая княгиня делает реверанс. Ребенок тяжело ворочался в чреве. «Тихо, тихо, — шептала ему Екатерина. — Я больше не буду танцевать, я буду смирной». Ужинали, сидя на полу, на разбросанных там и сям подушках.

— Что за офицер был с вами вчера? — спросила Екатерина Понятовского.

Граф непритворно удивился. Как, она не помнит этого отличного молодого человека? Он поспешил пересказать историю Анастасии Ягужинской.

— Я все вспомнила, — кивнула Екатерина. — А зачем этот человек Бестужеву?

— Как зачем? Он наш связной…

— Нам уже нужен связной? Без связного мы уже не можем встретиться? Это вам Бестужев сказал?

— Он мне ничего не говорил, — растерялся вдруг молодой человек. — А что, Белову нельзя доверять?

— Можно… Думаю, что можно. Он мне когда-то жизнь спас, — голос Екатерины зазвенел, за столом вдруг все замолчали, и в наступившей тишине раздался несколько ревнивый голос Понятовского:

— Как это случилось? Расскажите.

— Как-нибудь потом. Это давняя история. В парке рухнула катальная горка. Сейчас не хочется вспоминать.

Екатерина встала и с отвлеченным видом пошла к двери — первой попавшейся, главное, чтобы она вела во внутренние покои, в какую-нибудь непроходную комнату. Понятовский бесшумно последовал за ней. Компания, казалось, не заметила исчезновения главной своей гостьи: Да и отсутствовали они всего, если быть точными, семь минут с небольшим, ну восемь. Екатерина торопилась во дворец. Хозяйка дома предложила ей легкий экипаж, сопровождали великую княгиню Нарышкин и Понятовский. Когда до дворца осталось метров двести, Екатерина решительно вылезла из кареты.

— Дальше я сама, не провожайте меня.

— Но найдете ли вы нужную дверь, ваше высочество?

— О, да! Я хорошо ее запомнила, главное, чтоб она была открыта.

— Она не закрывается никогда— нежно пропел Левушка.