Канцлер Мальтийского ордена: Вежливые люди императора. Северный Сфинкс. К морю марш вперед!

Услышав фамилию Сенявина, Ушаков нахмурился. Он недолюбливал «потемкинского любимчика», который порой непочтительно высказывался в адрес Ушакова. С другой стороны, Федор Федорович ценил Сенявина как храброго офицера и умного тактика, из которого со временем мог получиться блестящий флотоводец.

– Я понимаю ваши сомнения, Федор Федорович, – сказал Патрикеев. – Но я вам потом покажу кое-какие документы, которые помогут вам понять, что кандидатура будущего адмирала Дмитрия Сенявина в этом варианте наиболее подходящая.

– Не буду с вами спорить, Василий Васильевич, – примирительно произнес Ушаков. – Вам из вашего будущего виднее. В конце концов, главное – решить вопрос в принципе, а второстепенные вопросы можно решить чуть позднее.

– Итак, господа, – подвел я итог совещания, – о планах британцев следует незамедлительно доложить государю. Если вы не против, то возможные меры противодействия им мы подготовим и доложим отдельно. Если нам удастся заманить британский флот в мышеловку, то планируемый совместный с французами поход состоится. Чуть раньше это произойдет или чуть позже – не суть важно.

Все присутствующие со мной согласились. Единственно, что я еще сделал – попросил никому не рассказывать про услышанное здесь.

– Если враг узнает о наших планах, то мы проиграем битву еще до ее начала. А потому рот на замке – лучшая гарантия того, что британцы потерпят очередное поражение. Как у нас говорят: «Болтун – находка для врага!» До скорого свидания. Время не ждет, и к работе по отражению вражеского набега надо приступать прямо сейчас…

Часть 6 Восток – дело тонкое!

22-й день месяца сафар 1216 года от Хиджры (2 июля 1801 года). Дворец Топкапы. Константинополь, Османская империя.

Султан Селим III

Фонтан в моей комнате мелодично журчал. Звук водяных струй успокаивал меня, а сама вода увлажняла летний жар и навевала прохладу. Но этот фонтан, вокруг которого на мягких подушках расположился я, моя почтенная матушка и двоюродная сестра Эсме, имел и еще одно предназначение. Плеск журчащей воды заглушал слова тех, кто беседовал сидя у фонтана, и посторонним было бы трудно понять, о чем шел разговор.

А разговор сегодня был серьезный и секретный. Никто из посторонних не должен был о нем знать. Речь шла о том, как следовало поступить Османской империи в создавшейся ситуации.

Империя была больна, серьезно больна. Еще мой почтенный отец султан Мустафа III и дядя Абдул-Гамид пытались провести в стране реформы, которые сделали бы нашу державу великой и могучей, такой, какой она была при султане Сулеймане Кануни. Страна нуждалась в грамотных людях. Я возобновил работу первой в Империи типографии, нашел переводчиков, которые перевели на турецкий язык научные работы европейцев. Я хотел стать кем-то вроде Дели-Петро[173], который смог превратить отставшую в развитии от своих соседей страну в великую мировую державу. Он не жалел себя и не жалел своих подданных. Московия вела нескончаемые войны, границы ее расширялись, к голосу ее правителей (и, о ужас, даже правительниц!) прислушивались европейские короли.

Нашей Империи пришлось несколько раз воевать с Московией. Позор правоверным – из войн с ними мы выходили побежденными! И я не удивлялся этому. Армия Османской империи выглядела грозно – ее полководцы могли вывести в поход десятки тысяч человек. Но воины из них были…

Корпус янычар, когда-то наводивший ужас на врага, нынче представлял собой жалкое зрелище. Янычары, раньше целыми днями учившиеся сражаться с врагом, теперь предавались ничегонеделанью и были похожи на толстопузых ишаков, которые не знали, как зарядить мушкет и как снести ятаганом голову врагу. Не в лучшей ситуации находился и флот. Турки не желали служить в нем, и мы были вынуждены набирать матросов-галонджи среди неверных греков. Несмотря на то что французские и шведские кораблестроители помогли построить туркам новые мощные корабли, русские эскадры на Черном море регулярно били флотоводцев Империи. Причем досталось и опытным варварийским адмиралам вроде Саида-Али, который поклялся привезти в Константинополь в железной клетке Ушак-пашу, лучшего адмирала московитов, но был им разбит и сам еле-еле сумел унести ноги.

А потом на Османскую империю свалилась напасть. Французы – когда-то лучшие друзья турок – казнили своего короля и начали войну в Европе. Они захватили Италию, а потом вторглись в Египет, которым управляли мамлюки, считавшие своим владыкой его, султана Селима III. Во главе нечестивых франков стоял Наполеон Бонапарт, или как называли его в Египте, «султан эль-кабир»[174]. Он разбил войско мамлюков и подчинил себе Египет.