Канцлер Мальтийского ордена: Вежливые люди императора. Северный Сфинкс. К морю марш вперед!

– Не будет для него никакой рюмки, – проворчал старший лейтенант Мальков. – Я слышал, что убийство Павла Первого произошло во время Великого поста. А Павел – человек верующий, и вряд ли станет скоромиться даже ради знакомства с хорошими людьми.

– Ну, тебе, конечно, виднее, – ответил я. – Ты ведь у нас живой церковный календарь. Но думаю, что ты прав.

– Скажите, Николай Михайлович, – снова подал голос Совиных, – а в качестве кого мы здесь будем? Ведь я слышал, что в армии Павла I солдаты занимались в основном шагистикой, и их за малейшую небрежность лупили палками гатчинские капралы. Как-то меня такое совсем не вдохновляет.

– Герман, лично нам с тобой палки не грозят, – усмехнулся я. – Мы все же офицеры, кои не подлежат телесным наказаниям. А вот насчет шагистики и прочего все не так просто. Мы с подполковником Михайловым обсудили и этот вопрос. И пришли к выводу, что наша группа будет подчиняться лично императору. Мы будем своего рода «Мальтийской гвардией». Мало кто знает, что, став гроссмейстером ордена Святого Иоанна Иерусалимского, Павел учредил в русском флоте особую эскадру этого ордена, куда вошли лучшие корабли Балтийского и Черноморского флотов. И на флагштоках этих кораблей вместо гюйсов развевались флаги с мальтийскими крестами.

А кто может запретить императору учредить Орденский отряд, своего рода гвардии в гвардии, который будет всегда при нем, готовый выполнить самые ответственные поручения? Я уверен, что скоро вы все получите повышения в чинах, ордена и деревеньки с крепостными. То есть, – я хитро подмигнул своим орлам, – станете помещиками…

– Товарищ подполковник, – криво усмехнулся капитан Бутаев, – да какие из нас помещики? Мы люди служивые, девиз коих: «Душа – Богу, сердце – женщине, долг – Отечеству, честь – никому!»

– Ну вот из этого и будем исходить. Значит, можно подвести итог – вы за то, чтобы и дальше продолжить служить России. Других предложений нет?

Других предложений не поступило. Я быстренько закончил наше совещание и разрешил своим орлам задавать мне вопросы. Их оказалось предостаточно…

* * *

3 (15) марта 1801 года. Санкт-Петербург.

Патрикеев Василий Васильевич, журналист и историк

«Ох, рано встает охрана!» Хотя я по натуре своей и жаворонок, но ни свет ни заря просыпаться все же не всегда приятно. Но увы, иногда приходится. Ведь распорядок дня у императора Павла, можно сказать, спартанский. Он встает в пять утра, пьет кофе, приводит себя в порядок, и уже в шесть утра принимает доклад генерал-губернатора (когда таковой имеется – ведь со вчерашнего дня эта должность вакантна), а затем выслушивает доклады сановников о положении дел в Российской империи и в мире.

Именно к шести мне и следовало сегодня быть в библиотеке Павла, которая служила приемной для посетителей. А Михайлову с Бариновым необходимо подтянуться к девяти часам, когда на плацу перед Михайловским замком начнется вахтпарад и развод караулов.

Как я и предполагал, в библиотеке императора я оказался далеко не первым. Когда я переступил порог, то мне сразу бросился в глаза большой нос и выпуклые глаза-маслины графа Кутайсова. Верный Фигаро с нетерпением ждал своего хозяина, чтобы успеть доложить ему свежие вести и сплетни. Но мне было хорошо известно, что Кутайсов в нашей истории имел прикосновение к заговору. Правда, в оправдание себе он придумал красивую сказку – дескать, некто накануне убийства Павла I прислал ему письмо с предупреждением о заговоре. А граф, по своей рассеянности, сунул его в карман и напрочь забыл о нем. Оно так и осталось непрочитанным. Те, кто хотя бы немного знал Кутайсова, в это ни за что бы не поверили. Ведь бывший брадобрей всегда отличался неумеренным любопытством и пронырливостью.

Кутайсов стал креатурой Палена и знал многое о замыслах заговорщиков. Проще говоря, он предал своего коронованного благодетеля. Не случайно в нашей истории вдовствующая императрица Мария Федоровна ненавидела Кутайсова не меньше, чем непосредственных убийц ее мужа.

Сейчас граф был встревожен и напуган. Шла какая-то непонятная интрига, а он о ней ничего не знал. Слухов было много, но насколько они соответствовали действительности? Кутайсов попытался было подъехать ко мне с вопросами, но я, как некогда великий Суворов, поздоровался с ним по-турецки, после чего стал задумчиво рассматривать корешки книг, стоявших на полке.

Кутайсов набычился и посмотрел на меня так, что я невольно потянулся к карману куртки, где лежал прихваченный с собой «на всякий пожарный случай» травматический пистолет. Граф, догадавшись, что в кармане у меня находится не карамельный петушок на палочке, отвернулся и больше не пытался со мной заговорить.