Услышав слова Патрикеева о кофе, лицо Кутузова залилось краской. Ему было стыдно вспоминать о не совсем приятном для него моменте в биографии, когда заслуженному боевому генералу, словно лакею, приходилось прислуживать наглому молокососу и готовить для него по утрам кофе по-турецки. Впрочем, Зубов куражился подобным образом не только над Кутузовым, но и над другими седовласыми сановниками, которые годились в отцы любовнику престарелой императрицы.
– Господа, – справившись, наконец, с собой, произнес Кутузов, – я вижу, что вы весьма осведомлены о том, что происходило и происходит нынче в весьма ограниченном кругу людей, и о чем мало известно простым обывателям. А ведь вы появились в Петербурге лишь в этом месяце, причем при весьма странных обстоятельствах. Откуда вам все это известно?
– Михаил Илларионович, – улыбнулся Васильич, – помните, что написано в Книге Экклезиаста? «И предал я сердце мое тому, чтобы познать мудрость и познать безумие и глупость. Узнал, что и это – томление духа. Потому что во многой мудрости много печали. И кто умножает познания, умножает скорбь». Не будем и мы умножать скорбь…
– Господа, – правый глаз старого воина, поврежденный двумя тяжелыми ранениями, заслезился, и Кутузов, достав из кармана белый платок, тщательно стер скатившуюся по щеке слезу, – я понял лишь одно – вы не посланцы отца лжи, коль цитируете Священное Писание. Но похоже, что вы можете заглядывать не только в наше прошлое, но и в наше будущее. Кем бы вы ни были, но я вижу, что все ваши помыслы и дела направлены на благо нашего Отечества, и потому я хочу, чтобы вы знали – я ваш союзник и готов помогать вам всем, чем смогу. И ныне, и присно, и во веки веков…
– Аминь, – произнес Васильич и размашисто перекрестился. Я последовал его примеру…
Я готов взорваться от возмущения, словно граната с дымящимся фитилем! Этот старый мерин адмирал Паркер все никак не может решиться начать атаку на проклятых датчан.
Сразу по прибытии к берегам Норвегии наша эскадра была сильно потрепана штормом. Ветер и волны разбросали корабли, и потребовалось время, чтобы их собрать. Едва не пошел ко дну 74-пушечный корабль «Россель», и на берег был выброшен бриг «Гарпия». Адмирал Паркер, чтобы собрать свои корабли, встал на якорь у входа в Зунд. И похоже, что теперь понадобятся немалые усилия, чтобы сдвинуть его с места.
А воевать все же придется, несмотря на то что Паркеру этого ужасно не хочется. Вчера из Копенгагена пришел фрегат «Бланш», на котором прибыли чиновник министерства иностранных дел королевства Ванситтарт и наш поверенный в делах в Дании Друммонд. Они принесли пренеприятное для адмирала Паркера известие – датчане категорически отказались пропустить британские корабли на Балтику, и в случае, если мы попробуем без их разрешения прорваться через проливы, они откроют огонь по нашей эскадре.
Беднягу Паркера, услышавшего все это, едва не хватил удар. Пришлось прислать ему в утешение жирного палтуса, которого поймали мои матросы. Я знал, что адмирал любит вкусно поесть и будет рад моему гостинцу. Так оно и оказалось – Паркер поблагодарил меня и пригласил на ужин, чтобы мы вместе оценили вкус палтуса.
За трапезой, под стакан отличного портвейна, наш разговор снова коснулся предстоящего – а в этом уже никто не сомневался – сражения. Я прямо сказал Паркеру, что если предстоит нанести сокрушительный удар по несговорчивым датчанам, то этот удар должен быть максимально сильным и беспощадным.
– Поймите – на кон поставлена честь Англии, – сказал я. – От вашего решения зависит, упадет ли авторитет нашей страны в глазах Европы, или он еще выше поднимется.
Я предложил адмиралу довольно рискованный план – не связываться с датским флотом и пройти в Балтику не через пролив Зунд, а через Большой Бельт – извилистый пролив, разделяющий острова Зеландию и Фионию. Длина его около 150 миль, он узок и мелководен, и прохождение через него представляет немалую опасность. Но с другой стороны, нам в этом случае не будут грозить орудия датских военных кораблей и фортов.
Паркер, услышав мое предложение, замахал руками, с ходу отвергнув его. Он боялся посадить на мели наши корабли и фрегаты, а кроме того, он всерьез опасался оставлять в тылу датский флот, который, объединившись со шведами и русскими, мог навязать нам сражение, в котором шансы победить были бы не на нашей стороне.
Конечно, адмирал Паркер кое в чем был прав. Действительно, опасно было оставлять в тылу сильного противника, да и опасности при прохождении через Большой Бельт глубокосидящих многопушечных кораблей тоже следовало учитывать. На мое предложение – снять с них пушки и максимально облегчить корабли, Паркер ехидно спросил у меня, чем я буду отбиваться от датчан, если им взбредет в голову атаковать нашу эскадру во время прохода через Большой Бельт.