Канцтовары Цубаки

А ведь Сонода-сан мог бы запросто связаться с Сакурой-сан по интернету, думаю я. В наши дни способов сообщить о себе кому нужно хоть отбавляй… Как, впрочем, и случаев, когда переписка двух расставшихся когда-то людей перерастает в любовные драмы, а то и в трагедии.

Но Сонода-сан так не поступает. Видимо, знает, что Сакура-сан не захотела бы ему подыграть.

Так что это его письмо, вероятно, должно быть пропитано размышлениями о том, как важно жить, не переступая черту, как держать себя в руках и не позволять своим капризам рушить счастье тех, кто тебе же дорог.

Следующие несколько дней Сонода-сан не расставался со мной.

То есть, конечно, не сам он, а его послание.

А все потому, что мне хотелось как можно точнее передать на письме его мягкую манеру речи, его жесты и мимику, даже его запах. Хочешь не хочешь, а если ты пишешь письмо за кого-то, оно становится частью тебя.

Сонода-сан рассказал мне, что скоро ложится в больницу. Названия болезни не сообщил. И хотя заверил, что его жизни ничто не угрожает, тут же признался, что впервые начал серьезно задумываться о смерти и что в такие минуты он чаще всего вспоминает о Сакуре-сан.

— Даже если придется расстаться с жизнью, я не хочу ни о чем жалеть, — сказал он уверенно, глядя мне прямо в глаза. И, слабо улыбнувшись, добавил: — Хотя, возможно, я просто слишком нервничаю перед операцией…

Скорее всего, так и есть, осеняет меня. Когда ждешь операции, даже самой пустячной, невольно представляешь, как лежишь под наркозом, пока твое тело кромсает скальпель хирурга. И готовишься к худшему. Как ни крути, а такое состояние мозга нормальным не назовешь. Не нависни над ним эта операция — может, ему и в голову бы не пришло написать Сакуре-сан?

Думая обо всем этом, я невольно вспоминаю о Наставнице. Незадолго до смерти она тоже перенесла операцию. Но я в это время была не с ней.

За эти несколько дней я составляю приблизительный черновик письма и приступаю к выбору инструмента.

Одно и то же письмо, смотря чем оно будет написано — шариковой или авторучкой, кистевым фломастером или волосяной кистью, — произведет совершенно разное впечатление. Грифельный карандаш как инструмент не рассматривается вообще: послание карандашом — неуважение к адресату.

Послание к Сакуре-сан я, поразмыслив, решаю выписать стеклянной кистью. Пожалуй, именно стекло точнее всего передаст ту всепроникающую мягкость, которую излучает Сонода-сан. Очень хочется сделать так, чтобы его письмо стало для Сакуры-сан еще и маленьким красивым подарком.

Впервые за многие годы я открываю наследие Наставницы — старинный футляр, в котором дремлет ее стеклянная кисть. Вся целиком — от длинной рукоятки до острого кончика — отлитая из стекла.

Когда-то я полагала, что стеклянную кисть придумали в Европе, но это оказалось не так. Первую кисть из стекла изготовил в 1902 году японский мастер дверных колокольчиков Саса́ки Тэйдзиро́. А уже затем необычный инструмент распространился во Франции и Италии.

Вокруг ее стеклянного кончика спиралью закручено восемь канавок наподобие волокон обычной кисти. Чернил, заполняющих эти канавки, хватает на три-четыре строки, после чего кисть нужно обмакивать снова. Сама я пользуюсь ею нечасто и только для писем с особым настроением, которого ничем, кроме стеклянной кисти, не передать.

Кисть Наставницы отлита из нежно-розового стекла. Писать ею адресату по имени Сакура — лучше и не придумаешь.

Бумага для такого инструмента должна быть мягкой, но только не волокнистой. За любые волокна стеклянный кончик начнет цепляться, так что классическая ва́си[47] в данном случае будет помехой.

В итоге я выбираю бельгийскую кремовую бумагу верже́. На такой писали при дворах королевской Европы еще в глубоком Средневековье. На бумаге верже, если приглядеться, можно различить следы от проволоки, которой ее скрепляли во время прессовки, — тонкие параллельные линии, чуть продавливающие текстуру, из-за чего поверхность листа кажется слегка неровной, а белизна его подернута странными тенями, похожими на силуэты застывших волн. Когда держишь эту бумагу в пальцах, от нее так и веет мягкостью и теплотой. Для настроения, которое хочет передать Сонода-сан, — вариант оптимальный.

Формат письма — скорее открытка в конверте. Письмо в две-три страницы наверняка покажется Сакуре-сан слишком многозначительным. Но если послать открытку саму по себе, ее запросто может прочесть кто-нибудь третий! А чувства Соноды-сан настолько беспечными не назовешь… Так что да, лучше всего вложить открытку в конверт, чтобы и посторонний не прочитал, и та, кому это пишется, не восприняла все слишком серьезно.

Цвет чернил — однозначно сепия. После первой же беседы с Сонодой-сан именно сепия не выходит у меня из головы.

Откупорив флакон, погружаю туда кисть. В тот же миг канавки вокруг стеклянного кончика вбирают в себя чернила и прозрачное стекло окрашивается цветом пожухлой листвы.

Первым делом на лицевой стороне открытки я прописываю обращение: Госпожа Сакура…

さくら様・・・

Отложив кисть, дожидаюсь, когда чернила на открытке подсохнут.