— Я у вас в школе преподаю, — пояснила она, заметив мое удивление. — Имя — Ханко, профессия —
Так вот почему на ней школьный спортивный костюм, сообразила я. От местной школы досюда — пять минут пешком. Неудивительно, что госпожа Барбара знает, как эту учительницу дразнят дети.
— А я забежала поблагодарить за помощь с письмом! Вы меня просто спасли… — прощебетала Лаврушка по прозвищу Панти. И поклонилась мне чуть ли не в пояс.
— Ну что вы… Какие пустяки! — замахала я руками.
На самом деле, конечно, в тот день она здорово меня загрузила. Когда все закончилось, я позвонила по номеру, что она мне оставила, и сообщила автоответчику, что письмо уже у меня.
Отперев ящик стола, где хранятся самые ценные вещи, я достала пакет с письмом. Который для пущей надежности был на всякий случай еще и заклеен.
— Вот, держите… — сказала я, вручая пакет Лаврушке. И, чтобы не обсуждать важные вещи стоя, усадила ее на стульчик рядом с госпожой Барбарой. Вопрос, чем закончилась та история, все это время не выходил у меня из головы.
— Так что же в итоге… ваш отец… — уточнила я, не представляя, как тут лучше спросить.
— Я не успела. Из-за тайфуна вылет самолета задержали. Но папа держался спокойно, ушел с миром. А я после похорон решила еще немного побыть с мамой. Вернулась только сегодня… Да, кстати! Я же испекла для вас небольшой гостинчик. Прошу, примите в знак благодарности!
Она достала из сумочки бумажный сверток, протянула мне. В воздухе растекся пряный, соблазнительный аромат.
— Хлеб?
— Пан-багеты, — кивнула она. — Я под настроение обожаю что-нибудь печь. Это очень меня успокаивает.
— Пан-багеты от Панти — самые вкусные в мире! — вставила вдруг госпожа Барбара, молча слушавшая нас до сих пор. — Кажется, пока я порхала по Европам, бедняжке Панти пришлось нелегко? — добавила она с явным сочувствием в голосе.
— Да уж…
Я и сама в досаде закусила губу. Ведь заприметь я тогда Лаврушку чуть раньше, может, и не пришлось бы караулить почтальона? И тогда она еще успела бы на предыдущий рейс, который вылетел вовремя?
Похоже, эта Хоко-сан запала в душу и мне.
— Ну что вы! Если подумать, я сама виновата, что так живу. Слишком далеко от родителей, чтобы успеть заглянуть им в глаза перед смертью… Но сейчас для меня куда важнее, чтобы этого письма не увидел тот, кому оно адресовано!
Хоко-сан опустила взгляд на пакет с письмом у себя на коленях.
— Когда я узнала, что отец при смерти, у меня в голове что-то сдвинулось, — продолжала она. — И я написала письмо человеку, которого даже не люблю. В котором соглашалась на его предложение выйти замуж. Но как только пришла в себя, поняла, что это неправильно. И что… папа этому совсем не обрадовался бы!
При упоминании об отце в глазах Хоко-сан заблестели слезы. Но она сдержалась и все-таки не расплакалась.
— Схожу-ка я за десертом, — сказала госпожа Барбара, поднимаясь на ноги.
— Ох, простите! Что-то я совсем… разоткровенничалась! — выдавила Хоко-сан и, натянуто улыбаясь, захлопала ресницами.
— А я заварю черный чай, — добавила я. — Хоко-сан! Вам с сахаром или с молоком? Ах, да… надеюсь, вам никуда не нужно бежать?
Кто знает, вдруг подумала я, — может, официально она еще на работе.
— Нет-нет, на сегодня работа закончилась. О времени можно не волноваться! Зовите меня просто Панти. Все равно все дети уже только так и зовут…
— Ну, тогда и вы меня зовите Поппо-тян. Хотя на самом деле я Хатоко.
— Рада познакомиться, Поппо-тян!
— И я!
Не успел чай завариться, как госпожа Барбара вернулась с большой коробкой в руках.
— Это я купила в аэропорту Парижа уже перед самым отлетом домой. Для сегодняшних посиделок, по-моему, в самый раз!
— «Макароны»? — с удивлением прочитала Панти золотистые буквы на коробке. Хотя картинка на крышке пестрела какими-то разноцветными печенюшками.
— Макаруны! — тут же поправила госпожа Барбара. — От кондитерского дома «Ладюрé»… Пальчики оближете!
Под их восторженное щебетание я разлила по чашкам свежезаваренный чай.
— Ну? На кого какое смотрит? — предложила госпожа Барбара, открыв коробку. Я выбрала ярко-желтенький макарун, самый крайний слева. И даже не представляла, что у него за вкус, пока этот нежный цитрусовый крем не расплылся по языку… Значит, макаруны от «Ладюре». В жизни таких не пробовала!
— Бери-бери, не стесняйся! — подбодрила госпожа Барбара.
Вот и Панти, еще недавно глотавшая слезы, с явной радостью выбрала себе светло-коричневую кругляшку. А нежно-лососевый макарун гармонично оттенял пальчики госпожи Барбары.
春苦しみ、夏は酢のもの、秋辛み、冬は油と心して食え