Канун

– Если бы. Даже такие знания и умения постоянно подменяются еще более бесплодными вещами. Например, терминологическими спорами. Подменяются терминологиями и классификациями. Термины и системы классификаций, как нарочно, предназначены для того, чтобы их выучить, а еще хуже, бездумно зазубрить, сдать экзамен – и забыть как страшный сон. Эти «как бы знания» еще хуже, еще более безнравственны, чем те, что мы с вами рассматривали в первом примере. Почему? Потому что они вообще оторваны от реальности. Они в лучшем случае ее первая, а то и более высокого порядка, производная. Даже не производная – по производной в ряде случаев саму функцию восстановить возможно, а тут просто отголоски какие-то.

– Поручик Ржевский вышел на балкон. «Какое утро чудесное!» – воскликнул он. «Блядь, блядь, блядь!» – привычно откликнулось эхо…

– Док, именно! Наконец, есть еще один момент. Он не к знаниям относится, а к природе человеческого восприятия. Человек, перекормленный в детстве и юности вот такими, с позволения сказать, знаниями, получает на всю жизнь стойкий иммунитет к самому процессу познания. Потому что получение знаний у него ассоциируется с тошнотой. А тошнить не хочется. В итоге мы повсеместно имеем социум, состоящий из неотесанных индивидуумов. При другом подходе все было бы иначе. Но другого подхода социуму не предлагается. А случающиеся яркие исключения лишь подтверждают тотально неизменное незыблемое правило.

– Олаф, мне бы хотелось вам возразить, но, увы, нет возможности. К моему сожалению, вы правы.

– Увы, мой старший друг, я прав – только не «к сожалению», а к прискорбию. И еще один немаловажный момент. В обществе принято выделять и чествовать людей, добывших знания. Это правильно, если знания следуют из практики. Но есть целый класс знаний, возникающий из «ниоткуда». Сидел перед листом бумаги, морщил лоб и – эврика! Осенило! Придумал. Думал, значит, думал и придумал.

Так вот, никаких «придуманных» знаний не существует. Вспомним вашего русского Дмитрия Ивановича. Менделееву его таблица приснилась. Точка. Все настоящее приходит в мир именно так. Получатель знаний при этом выступает в роли приемника.

– Жаль, что такие приемники не бывают преемниками! – скаламбурил Док. – Глядишь, и жизнь бы вокруг наладилась.

– Все настоящие, прорывные, важнейшие знания появляются так: через «приемники». А если есть приемник, то где-то существует и передатчик. Иначе приемник только и будет что транслировать белый шум радиоэфира – что он, впрочем, значительную часть времени и делает. А вот «придумывают» и «открывают» по плану люди исключительно ради докторского или лауреатского диплома. Что же странного в том, что в конечном итоге «открывают» мусор, и место ему на свалке.

Другое дело, что «передатчики» предпочитают подключаться к более развитым, отягощенным интеллектом и опытом «приемникам». Возьмем, к примеру, Пушкина. Хороший был поэт поначалу. Молодой, задорный, с прекрасными способностями к построению фраз, рифм и размеров. Ну, хороший и хороший, что ж, бывает. И вдруг – как подменили! Перед нами сразу – гений, и такого масштаба, что столетия минуют, а свет его таланта не меркнет. Что, был бы не пойми кто, разве изучали бы веками, несмотря на изменившийся несколько раз социальный строй? Нет, не изучали бы.

Второй пример – Высоцкий. У Пушкина хотя бы образование было. Лицей – не пэ-тэ-у. А у Высоцкого что? Один неполный курс строительного, театральная студия, после нее – безработица. Приблатненные песенки писал «от нечего делать». Вот и всё. И вдруг – с места в карьер – пошли шедевры, один за одним. Годами – ничего лишнего, одни такие конструкции, что или мурашки по хребту, или хохот до колик. Сорок лет скоро, как его нет, и что, забыли? Читают, поют, и ничего с ним не произойдет. И знать будут только больше и лучше. Потому что – гений, и, скажу я вам на правах иностранца, не меньший, чем Пушкин.

А истории у них очень похожие. Вначале трудолюбие и занятия сочинительством. Причем не за деньги, за совесть. А следом – резкий скачок! Как будто канал какой-то открылся! Только не «какой-то», а на самом деле – открылся канал. Куда? Вернадский робко называл это «куда» ноосферой.

– А где это? – спросил Док.

– Не знаю, – ответил Олаф. – Что точно, так то, что за пределами обычного человеческого восприятия.

– Ну-у, – протянул Док, – это все общие слова. Сектантством попахивает, простите.

– А чего прощать-то? Я не обиделся, – удивился Олаф. – В кукольном театре бывать доводилось? Как они там пляшут, как выступают, необыкновенные коленца в необыкновенных концертах выкидывая! И что? Они же между спектаклями на крючках висят и в чемоданах лежат. Откуда ж прыть на представлениях берется?

– Э-э-э, так вот вы о чем, мой мудрый и непростой друг…