Канун

– А я и не собирался требовать от вас озвучить решение сейчас или завтра. Сделаете это, когда будете готовы. Но продолжим. Невозможно просто взять и сделать новый вид «из пробирки». На него нужно навесить, ему нужно передать социальные аспекты поведения, этику, эстетику, культуру, науку, прикладные знания. И вот их-то и не получить из пробирки. Их нужно передать! И именно вы и такие, как вы, и будете организовывать и контролировать их передачу новым детям. Со своей стороны, со стороны мира нематериального – мы сохраним вас. Мы будем заботиться о вас. Вы создадите по нашим технологиям и с нашей помощью территории неограниченной энергетики, куда никто не сможет попасть извне с недобрыми намерениями.

– Что за территории, Олаф?

– Условно назовем их «колпаки». Колпаки будут располагаться в труднодоступных местах, там, где нет населения. Нынешнее население не может там жить, потому что нет энергии, нечего есть, нечем обогреваться. Но вы – сможете, мы обеспечим вас энергией. Дальше дело техники. И технологий, что есть у нас для вас.

– То есть мы будем изолированы от мира?

– Не грустите, Док. Это скорее мир будет изолирован от вас! – рассмеялся Олаф. – Сейчас мы с вами рассматриваем лишь общие схемы. Практика наверняка внесет коррективы в конкретные решения. Но одно ясно – вы и такие, как вы, старое поколение, становитесь самураями и камикадзе. На вас будет возложена важнейшая работа по изменению мира. Реальному изменению, не декларативному. Впервые за долгую историю человечества вы будете действовать на уровне вида, по-настоящему, а не в рамках индивида, как это всегда было раньше. И вы будете делать все это вместе с нами. Вы не останетесь в одиночестве. У вашего поэта с гитарой, предвосхитившего многое, были сильные строки:

Наши мертвые нас не оставят в беде,
Наши павшие – как часовые.
Отражается небо в лесу, как в воде,
И деревья стоят голубые[54].

Не правда ли, все то, что мы с вами обсуждаем, сильно диссонирует со смыслами, живущими в нынешнем обществе?

Док прекрасно знал, что Олаф прав. Не было никакого смысла спорить. Последние несколько лет Док много летал самолетами. Когда самолет заходил в посадочную глиссаду перед Москвой, Док любил смотреть вниз. Под крылом медленно проплывали тысячи и тысячи новых домов, коттеджей, имений и поместий. По новым дорогам плавно проезжали тысячи и тысячи приличных автомобилей. Док помнил всю ту же самую глиссаду, только двадцать, тридцать лет назад – разруха, запустение, безнадега. Да, страна изменилась. Это видно невооруженным глазом. Но какой смысл был вложен в изменения? Никто так и не вышел за пределы суточного цикла – сегодня похоже на вчера. А завтра? – а завтра еще не наступило.

Док высадился на пристань и, не оборачиваясь, двинулся в сторону отеля. Паттайя гудела, впрочем, как и всегда, – ей было хорошо и привычно. Огромный человеческий муравейник, потребляющий тонны еды, воды и спиртного, производящий сотни килограммов спускаемой в канализацию в презервативах спермы, подогреваемый бесконечным кругооборотом денег. Монстр, Молох – и вся Земля под ним! Нет ни конца, ни края.

С Валькой спорили как-то, много-много лет назад, еще в институте – в чем смысл жизни? Док кипятился тогда, высокопарными фразами сыпал. А Валька внезапно посмотрел своими лучезарными глазами и расставил все по местам, коротко и ясно:

– Когда срать садишься, посмотри на дерьмо, что ты произвел. Это реально единственное, что остается в мире от тебя и от твоего смысла. Врубился, убогий?

Олаф не торопил. И Док это знал. Как знал и то, что решение все равно придется принять.

Наутро Док побросал свои куцые пожитки в маленький чемоданчик системы «стюардесса» и улетел в Москву.

Глава 26

Какая прозрачная ночь, какое ясное высокое небо! Кадри вышла на веранду, тихо притворив входную дверь. Вот Южный Крест, вот – Лебедь, а там – Лук Стрельца. Словно в планетарий попала. Только небо не то, что было в детстве, не то, какому учил папа. Другое небо – здесь земля другая, ближе к экватору.

Скрипнула дверь дома напротив. В свете дверного проема женская фигура. Подняла руку, приветливо махнула. Кадри сложила ладошки рупором и громким шепотом произнесла:

– Иду, Марулла!

– Не будем кофе на ночь, не? – Марулла обняла Кадри, поцеловала в щеку. – Давай мятный чай, а?

– Давай! – Кадри уселась за стол. – А что к чаю?

– Для начала – добрый шираз из Лемоны. Коста-су прислали сегодня.

– Правильно, Марулла! Будем худеть!

– Я – буду, а тебе худеть совсем не обязательно. Поэтому для тебя у меня сегодня пирог-медовик.

– Марулла, ты балуешь. Я уже вчера объелась!

– Ничего, милая, тебе только на пользу. Андрюша спит?

– Ой, без задних ног.

– Я сегодня, пока ты по фермам ездила, к нему заглядывала несколько раз. Сидит перед этим своим телевизором, съежился весь, лупит по клавишам, сигаретой в пепельницу не попадает, весь стол в пепле. Я ему – иди, поешь…