Канун Армагеддона

Бесстрашный рыцарь, поклявшийся своей жизнью защищать человека, доставшего Экскалибурн из Озера Трех Дев, всегда раздражал Этварда хвастливостью и не слишком умным поведением. Но его присутствие в свите Этварда добавило королю немало популярности и придавало уверенности на первых порах. Но потом сэр Таулас все больше стал раздражать короля своей глупостью, высказываемой с непередаваемым апломбом — всякий, кто ему возражал, либо погибал в поединке, либо был ославлен Тауласом как последний трус. К тому же на поле битвы отважный рыцарь оказался не так уж ценен — он увлекался боем и совершенно не обращал внимания на товарищей, не внимая приказам. И король, чтобы не выслушивать дурацких сентенций и не терять своих рыцарей, гибнущих в поединках с Тауласом, старался отправлять его подальше под любым благовидным предлогом — с посольством, на турнир или для совершения совсем уж выдающего подвига — в другие страны, желательно как можно подальше; к шаху Балсару, например, с которым у короля Британии интересы никак не пересекались, Таулас ездил аж семь раз. Но накануне празднеств по случаю победы бриттов у Рэдвэлла, бывшего отшельника Озера Трех Дев отправить куда-либо было просто невозможно. И сейчас Этвард был вынужден сожалеть, что пригласил Тауласа, пожелавшего навестить место своего былого добровольного заточения, в карету алголиан — пусть бы ехал верхом, не мешал очень важной беседе.

— Какую бы сказку вы не рассказали, — ответил хэккер Травл Тауласу, — я не обижусь и не вызову вас на поединок, как бы вам этого не хотелось.

— Что ж, — усмехнулся в усы Таулас, — тогда слушайте. Шел алголианин, уж не знаю, в каком он был звании, дремучим лесом по своим, уж не знаю по каким, алголианским делам. Лес был поистине дремуч и трудно проходим. Наверное, где-то в Тевтонии, где мы как-то с королем Этвардом и другими рыцарями совершили несколько славных подвигов. Лишь едва приметные звериные тропы пересекали нехоженый мох и дикую траву. В один прекрасный момент солнце блеснуло сквозь ветви вековых деревьев, и перед алголианином открылась полянка. Представляете, птицы спокойно прогуливались в траве, занятые своими птичьими проблемами, не обращая на алголианина никакого внимания. А посреди поляны стоял колодец. К лесу совсем не подходящий, выложенный белым камнем, какого в этих краях сроду не наблюдалось. Не разрушенный веками и еще очень даже крепкий. Хотя мхом порос основательно, да и бадьи на уже тронутой ржавчиной цепи не было. И все вокруг — в траве, представляете? Ну кому нужен колодец в этой глуши, когда быстрый ручей журчит совсем рядом?

Алголианин подошел, посмотрел — чернота внизу, с яркого света не видать ничего. Плюнул в него ради любопытства и пошел дальше — эка невидаль, чего только в мире не бывает… Отошел алголианин на дюжину шагов и задумался — звука шлепка он не слышал. Непорядок, не любят алголиане неясностей. Почесал он в затылке и вернулся. Плюнул еще раз — прислушался. Тишина. Осмотрелся алголианин, поднял камешек с голубиное яйцо и швырнул в черноту колодца. Снова тишина. Алголианин хмыкнул и нагнулся за камешком побольше — тот был похож на морду спящего василиска. Кинул с небольшого размаха, напрягая весь свой слух — ни всплеска, ни стука… «Бездонный, что ли, колодец?»— подумал алголианин. Он уже хотел пожать плечами и идти вперед к намеченной цели, но взгляду подвернулся черный валун, пудов на полдюжины. Представляете, на полдюжины! Поправил алголианин меч, чтоб не мешал, напрягся и поднял бесполезно валявшуюся каменюку. Он с трудом сделал несколько шагов до колодца и навалил тяжесть на стенку — только труха и несколько камешков полетели вниз. Столкнул алголианин валун в колодец и прислушался. Но в ответ опять одна тишина. Что ж, еще одно чудо на пути встретил алголианин, не такое уж и ошеломляющее — мало ли, ну колодец без дна. И не такое видал в своих алголианских храмах… А птицы обнаглели совсем, смотрят, понимаете ли, пустыми глазами, сидя на безопасном отдалении, не улетают. Одна, пролетая мимо, вообще сверху нагадила на бритую голову алголианина, представляете? Он ругнулся, помянув врага ихнего Алгола, как его… на А начинается…

— Атеизма, — подсказал дебаггер Юнг.