Канун дня всех святых

- Послушай, милый. Кое-кто собирается повидать тебя - такая невысокая и довольно неприятная женщина - по крайней мере, на вид. Но я надеюсь, что буду с ней - очень надеюсь. Ты сумеешь ласково отнестись к ней? Ну, как отнесся бы ко мне? Понимаешь, Тебе ведь может быть неприятно...

- Ну что ты говоришь! - воскликнул Ричард. - Я сделаю для тебя все, что хочешь, все, что смогу. Здесь со мной Джонатан и Бетти...

- Это хорошо, - перебил его родной голос. - И еще одно. Прежде чем я уйду, прежде чем я покину тебя... О, мой ненаглядный!

Голос заполнила такая неизбывная грусть, что Ричард похолодел и поторопился сказать:

- Послушай, нас ничто не заставит расстаться теперь. Я только-только начал тебя находить.

- И все же мы расстанемся, даже если ничто не заставит тебя, - произнес голос. - Так надо. Но сначала я все же приду. Не мучай себя понапрасну, что бы ни случилось. Попроси Джонатана впустить меня, я не хочу говорить на улице. До свидания. Я люблю тебя, Ричард.

Какое-то гудение ворвалось в разговор, сквозь механические хрипы начал проступать чей-то чужой голос, но тут еще раз, ясно и звонко, он услышал Лестер:

- Ждите нас. До свидания.

Клацнула повешенная на рычаг трубка. Ричард еще с минуту постоял возле смолкшего аппарата, а потом медленно и осторожно положил свою трубку. Джонатан и Бетти с напряженным ожиданием смотрели на него из-за стола.

- Сюда идет нечто, - с трудом проговорил Ричард. - Нечто вроде женщины. И Лестер. Больше я ничего не знаю. Она сказала, что будет с ней.

- Но... Лестер... - начал Джонатан.

- Если это звонила не Лестер, - с нажимом сказал Ричард, - значит, и это - не Бетти.

Оба поглядели на Бетти. Она стояла у окна и смотрела в быстро сгущавшуюся октябрьскую мглу.

- Какой у нее голос - встревоженный? - серьезно. спросила она.

- Я бы не сказал, - ответил Ричард. Он помолчал, потом вдруг с мукой выкрикнул:

- Ну почему человека не учат, КАК быть любимым? Почему нас вообще ничему не учат?

- Не горячись, Ричард, - сказала Бетти. - Нас нельзя научить до тех пор, пока мы неспособны учиться.

Хотела бы я, чтобы Джонатану так же повезло с женой, как тебе. Она не похожа на нас, ей едва ли приходилось задумываться, как учиться. Джон, сними эту штуку с мольберта, ладно? Этим же вечером мы от нее избавимся. Обязательно.

В голосе прорвалось нетерпение. Они до сих пор ничего не сделали, этот проповедующий ужас все еще находился здесь, а ведь сюда придет Лестер. Джонатан подошел, снял полотно с мольберта и положил на стол изображением вниз.

- А знаете, какой сегодня день? - спросил он. - Канун Дня Всех Святых.

- Хорошая ночь для того, что нам предстоит совершить, - заметил Ричард.

- И хорошая ночь для Лестер, чтобы прийти сюда, - добавила Бетти. Они замолчали и потом почти не разговаривали. Через некоторое время Джонатан пробормотал что-то насчет еды. Они с Бетти на скорую руку накрыли на стол хлеб, сыр, остатки еды из холодильника, вино. Набралось немного, но им хватило. Они ели и пили стоя, как делал Израиль, когда ангелы его Всемогущего трудились в Египте. Снаружи прильнула к окнам тяжелая ночь. Там шел дождь. Все трое ждали.

Наконец зазвонил колокольчик. Они переглянулись.

- Иди ты, Джонатан, - сказал Ричард. - Она просила, чтобы ты открыл.

Джонатан спустился вниз и распахнул дверь. Из темноты в освещенный прямоугольник у порога вступила невысокая, бледная женщина. Джонатан посторонился, пропуская ее. Когда она шагнула мимо него в коридор, он заметил, какие пустые у нее глаза, какого мертвенно-тусклого цвета ее кожа. Он мог бы поклясться, что она узнала его и даже попыталась улыбнуться, но улыбка не получилась, мышцы лица не повиновались ей. Ни он, ни она не сказали ни слова. Видимо, она знала дорогу и прошла впереди него в комнату, где ждали остальные.

Они смотрели, как она входит. Джонатан закрыл дверь комнаты. Бетти приветливо окликнула незнакомку:

- Лестер!

Она разглядела то, чего не могли видеть остальные: под чужой, чуждой плотью она узнала облик подруги. Но виделся он уже не так ясно, как раньше. Их относило все дальше друг от друга. Лестер уходила, погружалась в тот, другой мир, которому не слиться с земным миром до той поры, пока прошлое не воскреснет и не встанет наравне с настоящим и будущим. Воскрешение, доставшееся ей, было случайным воскрешением чистилища, а не рая, хотя временами грань между ними становилась неразличимой. Бетти тоже менялась. Дарованное ей свыше свободное, чистое "я" готовилось теперь принять одно из условий своего земного существования. Вступали в силу природные законы. Кончалось действие чуда, охранявшее ее. Бетти стояла на пороге горестей и искушений обычной земной жизни. Ее тоже относило прочь, и потому слабела ее способность ясновидения. Сегодня она пользовалась ей в последний раз, но уже двоились, подергивались дымкой черты женщины, которая так недавно стала для нее лучшим другом.