Канун научной революции в области историографии

Почему же в одном случае – слава и почет, а в другом – исключение из партии, высылка в другую страну или доведение до суицида?

Ответ прост: потому что все другие эпиграфисты дешифровывали второстепенные системы письма. Следовательно, славянское, русское древнее письмо и есть то самое главное, самое важное для историографии Европы и всего мира, до чего никому из эпиграфистов под страхом смерти нельзя дотрагиваться.

Изменения в материально-технической базе в конце ХХ века.

В принципе, чтение незнакомой письменности вполне родственно чтению чертежей, анатомических атласов, иностранных тексов, математических формул. Любой человек, занимающийся каким-то из перечисленных видов деятельности, вполне мог бы стать дешифровщиком. Как им стал Майкл Вентрис, архитектор, привыкший к чтению чертежей здания.

Конечно, степень абстрактности в каждом случае различна. Анатомия человека или животных все-таки не слишком абстрактна; гораздо абстрактнее чертежи здания. Но еще более абстрактны слова чужих языков. Правда, чтобы их понять, достаточно заглянуть в словарь. А вот в математические формулы необходимо вникать, и очень глубоко. Из этих несложных рассуждений следует, что для роли дешифровщиков более всего подходят лица с физико-математическим образованием. А их в России конца ХХ века оказалось весьма много.

Другая сторона проблемы – развитие вычислительной техники. В 70-е годы ХХ века появляется персональный компьютер, в середине 90-х они оказываются в квартире каждого интеллигента России. Казалось бы, какое отношение имеет компьютер к проблемам дешифровки древней русской письменности? – Оказывается, самое непосредственное. Дело в том, что при работе с текстами на различных материалах важную роль играют чисто вспомогательные операции – увеличение изображения, повышение контрастности, копирование фрагментов, переход от позитивной к негативной картине, транскрипция, транслитерация и передача слова разными шрифтами. Все это великолепно можно произвести на компьютере. Опять-таки понятно, что лица с физико-математическим образованием овладевают различными операциями на компьютере быстрее, чем историки.

Теперь уже никакие запреты не могли сдержать натиск новых исследовательских кадров. К тому же на представителей других профессий запрет для эпиграфистов и археологов не распространялся, ведь их представители о нем даже не подозревали. Кроме того, если археологов в стране несколько десятков (а эпиграфистов – вообще несколько человек), и потеря работы для них означает потерю средств к существованию, то для многих новых исследователей эпиграфика оказалась хобби, а их профессия никакого отношения к истории не имела и потому выгнать их с работы по профессиональной линии было просто не за что. Никакому заведующему отделом кадров естественнонаучного НИИ невозможно вразумительно объяснить, почему исследование древнего славянского письма должно как-то негативно сказаться на судьбе физика или математика. А в качестве сферы приложения естествознания историческая наука представляет собой настоящий Клондайк.

Начало научной революции в историографии.

Научная революция в историографии уже началась, хотя первые ее фазы прошли незаметно для общества. Математика начинается там, где можно что-то подсчитать, а в историографии это – хронология. Первым заподозрил нечто ужасное в хронологии сэр Исаак Ньютон. Однако в его время подобные работы сочли причудами гения и не придали им значения. В России работами по хронологии занимался народоволец Николай Морозов, который, анализируя многие источники, пришел к выводу, что Иисус Христос родился и жил много позже общепринятого срока, примерно лет на 400. И хотя его многотомное издание увидело свет после революции, историческая наука его не приняла; она его даже не заметила.

Гораздо сильнее оказалось воздействие доктора физико-математических наук, академика РАН, заведующего кафедрой статистической математики МГУ Анатолия Тимофеевича Фоменко. Как известно, теория вероятностей и статистический подход в наши дни пронизывают не только физику, они проникли во все естественные науки и очень неплохо обосновались и в экономике, и в психологии, и в лингвистике. Но вот с историографией ничего хорошего не получилось – попытки применить там статистические методы привели к странному результату: события, рассчитанные этими методами, должны были произойти совсем в другое время, чем утверждает историография.