Кануны

На дверях висела табличка: «Дежурный член ЦКК ВКП(б)» и объявление: «Прием жалоб в порядке живой очереди без всяких пропусков». Во время смены посетителей Гирин мельком взглянул в кабинет. Сегодня принимал член ЦКК Сольц. Петька заметил, как Сольц, кивая головой в такт словам жалобщика, усталым, отсутствующим глазом глядел куда-то в сторону и постукивал пальцами по заваленному бумагами столу. Около других дверей было не меньше народу. Гирин, не слушая возмущенных голосов, прошел туда со своим портфелем и поздоровался. Замзав ОБЖ Пархоменко знал Гирина, он кивнул на стул. Но Гирин не стал садиться, и Пархоменко, взяв пакет, не глядя расписался в получении.

— Товарищ Пархоменко, забыли число поставить! — сказал, уходя, Гирин.

— Ладно, поставь сам.

Петька вернулся к столу, старательно поставил дату, попрощался и вышел. Контора по борьбе с бюрократией волокитьевной, как называл ОБЖ Пархоменко, осталась позади, и Гирин наконец прошел в приемную Калинина. Но и здесь посетителей было ничуть не меньше. Чухонос отправлял их обратно. Михаила Ивановича в приемной не было. Когда последний, самый упрямый мужичок в десятый раз подошел к Чухоносу, у того лопнуло терпение.

— Товарищ крестьянин! Русским языком говорю: Михаил Иванович не принимает. Нет его, понимаете, нет!

— Как это нет? — не унимался мужик. — Михайло Иванович должен быть, ты меня омманываешь.

Мужик, недоверчиво качая бородой, все же ушел, и Гирин подал Чухоносу расписку Пархоменко. Тот прочитал и вскинул на Петьку густые брови.

— Товарищ Гирин, в расписке стоит сегодняшнее число. Где были документы два последних дня?

— На квартире. В субботу не успел.

— Ах, на квартире… Придется нам, Петр Николаевич, подумать о вашей замене.

Гирин молчал. Как ни странно, ему было почему-то смешно. Чухонос, не глядя на Гирина, продолжал:

— Потеря пролетарской бдительности — это во-первых. Опоздание из отпуска — это во-вторых…

— В-третьих — пива дернул две кружки! — Петька повернулся и пошел к дверям.

— Товарищ Гирин!

Петька, не оглянувшись, вышел. Он хорошо знал психологию Чухоноса. Такая гиринская уверенность сшибет с него всю решительность, он подумает, что Гирину будет поддержка со стороны Михаила Ивановича.

Однако на этот раз Петька ошибся. Чухонос действовал быстро и решительно. Уже к вечеру Гирину велено было сдать оружие коменданту и вернуться в распоряжение парткома завода…

…Петька приехал на завод уже без портфеля. Он спросил в проходной о Шиловском; тот, вместе с Гусевым, опять работал в ночь, сверхурочно.

— Привет рабочему классу! — заорал Гирин еще от ворот линейки. — Принимай пополнение, выписывай инструмент. Нет Малышева-то?

Мастера в цехе не было. Шиловский и Гусев подошли ближе.

— Чего это?

— Опять к вам, на старую должность. Временно, Арсеня, временно! — успокоил Петька недоумевающего Шиловского. — На укрепление низовки…

— Вот и хорошо, — сказал Гусев, закуривая. — А то, видишь, опоки давно плачут, хватит Гирину ходить в начальниках.

— Да я что? — обиделся Петька. — По своей воле, что ли, с завода уходил?

— По своей не по своей, а было дело.

— А было, да сплыло, — махнул рукой Петька. — Есть запасная спецовка?

Спецовки в цехе не оказалось, и Гирин, засучив рукава гимнастерки, схватил очередную опоку.

— Давай, Арсенька!

Шиловский все еще ничего не понимал или не верил.

— Штанов-то жалко, — заметил Гусев. — Да пушку-то, пушку-то сними!

Гирин снял ремень, бросил на пиджак и взялся за совковую лопату.

— Дело забывчиво, тело заплывчиво, — сказал он. — Вишь, едрит твою… руки-то. Еле и гнутся, как грабли стали. Ну да не беда, расходятся.

Он присел на корточки и начал толочить пестом в опоке влажную черную землю. Шиловский и Гусев все еще глядели на него.

— Ну? Чего выстали? Иди, Шиловский, подремли, я поформую маленько. А у тебя, Гусев, вагранка-то… Закрой ворота, а то убежит!

Гусев испугался, хотел бежать, но тут же сообразил, и все трое рассмеялись.

Вскоре Шиловский прилег на досках около неостывшей стержневой камеры, Гусев хлопотал около вагранки. Петька Гирин, по прозвищу Штырь, напевая про московский пожар, формовал тройники…